Знакомые бывшие цеха.
Припарковал машину, кинул в рот жвачку – еще осталась, хорошо, что жвачка не молоко, не портится. Нехорошо, если духан от него на три метра будет. Начальство по пути попадется, не свое, а из Службы быта[12] – так вмандюрят…
Посмотрел наверх – снайпер на углу цеха. Все как обычно…
Внутри он первым делом пошел в столовку, спросил стакан горячего чая. От него полегчало, смог пару бутеров зажевать. Кстати, все здесь говорили по-русски, украинский забыли, как его и не было, – несмотря на то, что все флаги были украинские, и тризуб тоже. Шиза – но шизой это никто не считал.
Чувствуя вину, что так нажрался – пошел в качалку. Поздоровался с пацанами, потягал железо…
Дурь – это погоняло такое – окликнул с соседнего места:
– Э, Лысый. А знаешь, какой седня день?
– Какой?
– Тыща дней.
– Чо?
– Тыща дней как началось.
– И че?
– Мы с пацанами решили отметить. Скидываешься?
– Не.
– Че от коллектива отрываешься?
– Мне вчера хватило. Башка болит.
– Да… конкретно отжег.
– А че было-то?
– А ты не помнишь?
– Не.
– Ну, ты дал вчера…
– Не, а че было-то…
Ответ Иван услышать не успел – заглянул Моряк.
– Ты тут? За мной давай.
От завода рванули на Площадь – ее так все и называли. Там, в зданиях, которые занимали бывшие областные и городские чиновники – квартировали нынешние отцы города.
При посадке в машину Моряк принюхался, скривился, протянул пластинку смоляной жвачки.
– Зажуй. Чо, выходных дождаться не можете? Козлы!
Иван подумал – а за козла ответишь. Но промолчал. Это тебе не диктатура Овоща[13] и не времена сахарного Пьеро – замочат да в канаву выкинут.
Площадь была огромной, пустой, натюрморт довершали брошенные тачки. Самая большая площадь Европы…
Иван подумал, что они зайдут внутрь, но Моряк кинул – тут сидите – и пошел сам. Вернулся через час, сорванный какой-то.
– Короче, три часа на все про все. Щас по домам, собираться. Через три часа – как штык, ферштейн?
– Чо брать-то?
– Все брать! Памперсы не забудь…
Дома Лысый открыл дверь… что происходит, он понял сразу. Стоны были слышны даже из прихожей.
Взведя курок, он крадучись прошел в большую. Катька была сверху, мужик замер, она поняла, что происходит, повернулась. Лицо ее исказилось от ужаса, она заорала, протягивая к нему руки:
– Ваня! Ванечка, не надо!
Бах! Бах!
Несколько секунд Иван смотрел на два тела, сплетшиеся в постыдном пароксизме страсти, потом плюнул.
– Была б…, как б… и сдохла.
Прошел в свою комнату, достал с шифоньера винтовку «Зброяр-10» с глушителем. Отложив ее на кровать, начал вытаскивать и бросать рядом все, что надо было в долгой дороге…