Что у них на душе? С какими мыслями едут они домой?
Я не без умысла завожу речь параллельно о переселенцах и возвращающихся из Мекки. На первый взгляд кажется весьма странным и непонятным, как можно сравнивать и анализировать явление, невидимому, не имеющие ничего общего. На самом деле это не совсем так. Между ними положительно есть некоторая связь. Оба слишком характерны и слишком затрагивают условия нашего владычества в Средней Азии, чтобы обходить молчанием существенные факты. Они вносят в местную жизнь много такого, над чем следует призадуматься. В них кроются элементы разрушения, и потому пора (хоть невооруженным глазом сначала) рассмотреть, что они собою представляют. Даже беглый обзор должен подсказать, насколько желательно глубже вникнуть в подробности.
Переселенческий вопрос чисто отвлеченным образом обсуждается печатью. De facto ей, конечно‚ все равно, чего ради и в каком именно направлении движутся толпы голодных оборванцев, именующих себя громким названием «переселенцев». Газетам без всяких убеж- /51/ дений, или со взглядами явно революционными, почему - то, - особенно в последнее время,- удобно и приятно распространяться об этом народе, как о колонизаторах и т. п. Иногда, - вероятно по ошибке, - редакции принимают корреспонденции, где прямо указывается, что за люди подымаются в безвестную дорогу на Восток, кто обыкновенно руководит перекочевками, чего можно ждать от безобразно поставленного и до 1889 года квази-легального бродяжничества. Пока оно устремлялось за Урал, - касаясь местностей, более или менее заселенных русскими, - шло уже давно проложенными путями: оставалось зачастую сожалеть о том как это власти допускают темный люд, - да еще обыкновенно из худших и ленивейших, - отправляться наугад в страны, где будто бы и трудиться не надо, а всего-всего вдоволь, с другой же стороны приходилось недоумевать, зачем переселенцев, которые явились на окраину, почти нигде не ожидает энергичная правительственная поддержка. За Уралом с этим, однако, можно еще было мириться, как с застарелым злом. В Закаспийском крае подобная вещь гораздо резче бросается в глаза и вызывает на тягостное размышление.
В праве ли мы пока позволять разному /52/ сброду, с которым не знаешь, что случится, приходить сюда с семьями, свободно разгуливать, нищенствовать, не брать поденной работы, а требовать земли, обнажать перед туземцами неприглядные черты нашего быта внутри Империи? Я нарочно спрашивал в Узун-Ада переселенцев, откуда они: все больше пензенские, тамбовские, саратовские, самарские. Куда направляются? «Сами не знаем... Думали сперва