I
НА СРЕДНЕАЗИАТСКОМ РУБЕЖЕ.
Астрахань производит довольно тяжелое, отталкивающее впечатление, притом не только с внешней стороны. Когда освоишься с невыносимой здешней пылью и одинаково несносными извозчиками-татарами, которые ездят, как-то уродливо изогнувшись вперед, точно они сидят не на козлах, а верхом в стародавнее время хищных наездов, и при каждом повороте грозят опрокинуть экипаж, - когда с этим помиришься, спрашиваешь себя, что представляет город в духовном отношении. Я, очевидно, не подразумеваю, каковы его литературные интересы. Их теперь, вообще, в России почти уж и нет, даже в столице, а в глубокой провинции и подавно. Словесное творчество падает; современные дарованья далеко не чета прежним. Мы обязаны довольствоваться тем, что из /10 / своего чрева вещает русская печать, не имея в большинстве случаев, при разрешении важнейших вопросов, ни достаточных знаний, ни принципиальных взглядов. Как это отражается на нашем общественном сознании, ни для кого не тайна. Было бы крайне наивно искать кипучей умственной деятельности в Астрахани, где преобладающим элементом являются купцы, рыбопромышленники, т. е. люди, у которых, обыкновенно, очень узкий горизонт. Но все-таки ожидаешь встретить некоторые культурные черты, свидетельствующие о том, что мы стоим в степных низовьях Волги, среди моря кочевников, не в качестве случайных пришельцев‚ нежелающих иметь ровно ничего общего с инородцами, но в качестве народа с высшей цивилизацией, способного изучить их быт, сделать все, что возможно, для их материального благосостояния и в связи с этим для пользы государства, призванного, наконец, просветить глаголом истины и наставить полудикарей. В районе астраханского влияния - киргизская букеевская орда и европейские калмыки. Если кто думает найти в самом южном волжском городе ценные и разносторонние данные о них, тот жестоко ошибется. Надо или начинать с азбуки всего, что отно- /11/ сится до их характерных особенностей в крае, или ограничиться беглыми расспросами у местных хоть сколько-нибудь образованных жителей, которые, по-видимому, не слишком ясно понимают, каковы задачи нашего правильно поставленного попечительства над инородцами и что собственно нам необходимо знать об их жизненном строе. Раз здесь по этой части процветает блаженное неведение, неудивительно, если правительство лишено возможности издалека творить в желательном направлении, исправлять прежние ошибки, вырабатывать разумный modus vivendi русских элементов с неподдающимися пока обрусению инородцами. А ведь, кажется, пора бы ему проявить больше внутренней мощи в низовьях Волги! До него у нас тут вообще слаба всякая инициатива, наглядно рисует следующий пример, затрагивающий иную область фактов.