Из недавнего прошлого одной усадьбы (Олсуфьев) - страница 138
С нами часто по воскресеньям ходил и Сергей Павлович Мансуров с женою. Это были чудесные дни – прекрасная дорога, красивые виды по сторонам, и интересные беседы Сергея Павловича. Ходила я и в Параклит – это десять верст от нашего города. Леса стояли изумительные, хвойные вперемежку с березовыми. Это та самая дорога, по которой хаживал некогда художник Михаил Васильевич Нестеров, пейзажи на его картинах – повторение этих видов. Однажды, возвращаясь из Параклита, я встретила его, уже стариком, с мольбертом в руках и с эскизами. Он шел, углубленно задумавшись, и я его не остановила, а он, скорее всего, меня даже не заметил.
Так в течение многих лет мы ходили в скит, до тех пор, пока он не был закрыт.
В 1920 году Сергея Павловича Мансурова уже не было в музее – он принял сан священника и служил в Оносинском монастыре. При монастыре с ним находилась и его жена.
Павел Александрович Флоренский (1882–1937). Выдающийся ученый и мыслитель. С 1918 по 1923 – член Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры
Когда я еще в 1916 году жила одна в Троице-Сергиевой лавре, я почти каждым день бывала в семье Флоренских. Мне нравился их спокойный дом, тихие, послушные дети, заботливая теща Флоренского Надежда Петровна Гиацинтова, приветливая жена Павла Александровича – Анна Михайловна, и интересные беседы с Павлом Александровичем. Он видел отлично мое убитое душевное состояние, так рано пошатнувшееся здоровье, неудовлетворенность и недовольство собой, печаль о неустройстве нашей семьи, болезнь бедной матери, полная растерянность от всех обстоятельств жизни. Он чувствовал, что я слишком отвлеченная, что меня необходимо поставить на землю, старался привить мне какие-то практические навыки, обращал мое внимание на бытовую сторону жизни, которую я в то время совершенно презирала и не выражала совершенно никакого к ней интереса. Тут он высказал вообще свой взгляд на жизнь, говорил, что нельзя сосредотачиваться на одной духовной стороне жизни, считал это даже грехом. Говорил, что дух и плоть – это одно, все связано, и что внимание должно быть обращено и на физическую сторону жизни – это угодно Богу. Он всячески отговаривал меня от чрезмерной аскетической настроенности жизни и чтения очень высоких духовных книг.
Павел Александрович предвидел здесь, как очень умный человек, возможность духовного срыва и боялся за меня. За это я ему осталась очень благодарна. Я все больше и больше привязывалась к их семье, особенно к нему. Я даже не могла подумать, как же я буду жить в Петрограде в своей семье без него. Судьба помогла мне. Из родного дома приходили печальные вести. Вера все болела туберкулезом я лечилась в санатории. Варя и Надя учились еще в гимназии, Вася служил в интендантстве армии, не кончив Тенишевского училища. Отец с матерью оставались с двумя сестрами, Варей и Надей, в Петрограде, от мамы в Посад приходили печальные письма, и П. А. Флоренский посоветовал мне ехать домой. Я уехала с грустным чувством. Тогда мне казалось, что более интересного, глубоко-духовного, умного и замечательного человека я в жизни не встречала и не встречу. Все мне в нем нравилось: и тонкая интересная беседа, и даже его наружность. Другие находили его некрасивым, а мне он казался прекрасным. Особенно мне нравилось его изящество какое-то, и внутреннее, и внешнее. Оно очаровало меня и ввело меня в некоторое заблуждение. Я считала, что это тот человек, который может мною духовно руководить. Теперь мне кажется, что я глубоко ошибалась, но тогда я этого не понимала. В сущности, он был глубокий пессимист, в нем было мало благодати и много рационализма. Мне кажется, он и сам это сознавал, потому что раз он при мне сказал: «Теперь бы я не написал книгу “Столп и утверждение истины” – она меня не вполне удовлетворяет». А между тем эта книга сыграла колоссальную роль в тогдашнем обществе. Вся сознательная интеллигенция зачитывалась ею и полагала, что нашла все ответы на свои духовные запросы.