В соседней комнате слышался голос Ванды. Кажется, она разговаривала с Сильвией или кормилицей. Но не с Патрицией. С ней она говорила не так приветливо. Мария невольно улыбнулась.
Преданная Ванда.
Любимая Ванда.
«Кровь не водица», – вдруг вспомнила она.
Это не был один из тех снов, в которых встречалось столько людей, что, когда она просыпалась, голова болела при каждом движении. Нет. В этот раз сон был совсем простой: она видела отца. И пламя, которое потухло. Но это был не прежний любимый огонь стеклодувной горелки, это был огонь ее жизни – осознание этого навалилось на нее с такой силой, что Мария едва могла дышать.
«Почему я? Я еще не хочу умирать!»
Она задыхалась от всхлипов под одеялом, пока никто этого не слышал. Слезы текли по ее щекам.
Она еще столько всего намеревалась сделать в этой жизни! Словно в одной из ее стеклянных картин не хватало самых важных частей.
«Йоханна и Рут… Неужели я их больше не увижу? Мы всегда были вместе. Три сестры Штайнманн, так их называли соседи в деревне… А потом я просто уехала, даже не обернувшись. Прости меня, Йоханна, прости!
Как вырастет мой ребенок, если я умру? Кто позаботится о Сильвии? Кто скажет ей, что в этой жизни возможно все? Что женщина может выбирать себе путь сама. Все имеет свою цену. Может, ее отец?»
Мысль о том, что Сильвия может остаться одна, оказалась для Марии просто невыносимой. Она вертелась, как раненый зверь, но ни одного звука не вырывалось из ее рта.
«Только бы не умереть… такой молодой… Так много нерешенного… На кого оставить дочь?»
Мария сложила руки в беспомощном молитвенном жесте, раздумывая, что говорят в такой момент.
Ни она, ни ее сестры не были особо набожными. Разумеется, они верили в Бога на небесах, но в их жизни он не играл особенной роли.
– Господи, умоляю тебя, сделай меня снова здоровой. Ради Сильвии, – голос Марии был сдавленный и словно чужой, да и вся молитва казалась ей чуждой. И все же она продолжала: – Но если уж ты захочешь меня прибрать, то скажи хотя бы, что я еще могу сделать для своего ребенка!
* * *
Наступил третий день после прибытия Ванды. Она только что вышла из ванной комнаты, располагавшейся рядом, где после очередной ночи у постели Марии приводила себя в порядок. Накануне горничную, которую встретила в первый день, Ванда отправила в гостиницу, чтобы забрать часть своих вещей. Разумеется, с разрешения Патриции. «Может, было бы разумнее забрать оттуда все вещи?» – подумала Ванда, перед тем как открыть дверь в комнату Марии. Но Ванда отказалась от этой идеи, потому что Патриция официально так и не пригласила ее пожить. Девушка все еще пользовалась небольшой дорожной сумкой, в которой было только самое необходимое – вещи, которые могли пригодиться в дороге.