В тот же миг у нее защемило сердце от сильной любви к этому мужчине.
– Обязательно нужно было упоминать меня в одном ряду со всеми этими сумасшедшими? – проворчал он. – Мне не по себе от мысли, что ты так много времени проводишь в Гринвич-Виллидж. Я волнуюсь, что с тобой может что-нибудь случиться…
– Да что со мной там может произойти? – смеясь, спросила она.
Квартал богемы очень настораживал Франко, она знала это. Там не было таких запахов и таких людей, как в Маленькой Италии или Чайна-тауне. Там на улицах звучала смесь английского, идиш, русского и немецкого; места мало, здания обветшалые. Но без особых неожиданностей. Мария постаралась успокоить друга.
– Недаром этот квартал называется деревней. Здесь все друг друга знают, поэтому там я себя чувствую комфортнее, чем в доме Рут с пустым громадным холлом и бесконечно длинными коридорами!
Когда он ничего не ответил, Мария сказала:
– Кроме того, ты ведь знаешь, почему я стараюсь находиться ближе ко всем творческим личностям… – Ее лицо опечалилось. – Ах, Франко, что же со мной случилось? Никогда в жизни я еще не была так счастлива, как теперь, почему же я не могу запечатлеть это прекрасное чувство в блокноте для рисования?!
– Только не плачь, mia cara. Я не могу видеть, как ты себя мучишь, – сказал он, перегнувшись к ней через стол. – Твои подруги таскают тебя с одной выставки на другую, словно ты курортник, которому сначала нужно вылечить голову, а только потом руки!
Мария слегка улыбнулась от такого замечания.
– Ты же не болеешь! А Пандора ведет себя так, словно тебя нужно лечить! Я до сих пор вспоминаю тот «вечер свободы слова», который она организовала для нас на прошлой неделе! Мне и сегодня неясно, какие цели она при этом преследовала.
Франко закатил глаза. Собеседники так быстро меняли темы, как горные козы прыгают с камня на камень: равноправие женщин, русская революция, Толстой, свободная любовь…
– А что ты имеешь против свободной любви? – переспросила Мария, слегка улыбнувшись.
Она нежно убрала с его лба мокрую от пота прядь. Ей не хотелось спорить с Франко.
– На позапрошлой неделе – прогулка с фотографом Гаррисоном. Я этого до сих пор не могу простить Пандоре! – сжал кулаки Франко.
– Но почему? Разве ты не считаешь любопытным когда-нибудь познакомиться с темной стороной этого города, а не наслаждаться вечно блестящим стилем модерн?
– Темной стороной города? Об этом мне не должен рассказывать пробегающий мимо фотограф! А потом… эти ужасные фотографии, которые он делает! Ты считаешь, что люди, вынужденные жить в тесноте, словно звери, желают, чтобы он их снимал? Для кого ценно такое искусство?! Он хорошо зарабатывает на несчастье этих людей.