— Что же получается, Мария Михайловна? — опять влезает Батон. — Значит, если девчонка рядом стоит, то у меня мускулов прибавляется?
— Я совсем не о том, — говорит Мария Михайловна. — Я о том, что вы и сами часто не замечаете, как девочки на вас влияют. Они и одежду свою держат в порядке, и ходят по-человечески, а не как вы — ногами по земле шаркаете. А вы, может быть, невольно им подражаете. И от этого становитесь лучше.
— Мы подражаем? — спрашивает Батон.
— Да — отвечает Мария Михайловна.
— Ха! — Батон больше ничего не мог сказать. Вид у него был уже не дурашливый, а просто бестолковый. Будто ему сказали, что сейчас он в девчонку превратится.
— Мелков, конечно, со мной не согласен, — говорит Мария Михайловна. — А остальные тоже не согласны?
Мы молчим. И вдруг вылезает новенький:
— А я согласен.
Я чуть не подпрыгнул от удивления. Всего второй день человек в классе сидит и уже вякает.
А Мария Михайловна жутко обрадовалась.
— Я так и знала: найдется хоть один ученик, который не постесняется признать правду. Только что-то я тебя раньше не видела. Ты новенький?
— Новенький.
— Откуда приехал?
— Из Ленинграда.
— Тогда понятно, — говорит Мария Михайловна. — Ленинград — это город высокой культуры.
— А наш поселок, значит, низкой культуры? — спрашивает Батон.
— Когда говорят о городе, — отвечает Мария Михайловна, — то прежде всего имеют в виду его жителей. Если вы позволяете себе бить девочек по голове, то, очевидно, вы — люди низкой культуры.
Я сижу и вижу, что все смотрят на меня. Смотрят как на человека низкой культуры. А Илларион этот Желудев, выходит, человек высокой культуры. Я подумал, что раз у меня такая плохая культура, то нужно бы этому Иллариону после уроков пару раз врезать. Но вслух я этого не сказал.
Я спросил Иллариона:
— А в твоем прекрасном Ленинграде девочек не трогают?
— Трогают, — отвечает Илларион. — Но я считаю, что это нечестно. Мы вообще к ним несправедливо относимся.
Тут девчонки загалдели все разом:
— Они вообще много воображают!
— И обзываются!
— И в футбол нас не принимают!
— Еще бы вас в футбол принимать! — возмутился Батон.
— Не хуже тебя сыграем, — отвечает Наташка Кудрова.
— Тихо, тихо, — говорит Мария Михайловна. — Не надо так кричать. Я надеюсь, что мальчики все-таки кое-что поняли.
— Ничего они не поняли, — говорит Наташка. — Я, знаете, Мария Михайловна, просто мечтаю, чтобы девочек принимали в секцию бокса. Тогда пусть бы попробовали мальчишки руками размахивать.
Пока весь этот крик шел, я сидел и думал. Сначала — про Наташку: зачем она пальцами барабанит и карандаш катает? Может, это у нее месть такая за то, что ее в секцию бокса не принимают? Но при чем тут я?