— Семьсот двадцать.
— А теперь умножай еще на рупь пятьдесят.
— На один и пять десятых? — спросил отец.
— Нет, на рупь пятьдесят, — твердо сказала мать.
— Одна тысяча восемьдесят рублей.
— Вот тебе и арифметика, — сказала мама. — Вот тебе и портвейн с получки. Тысячу восемьдесят рублей ты только на этом из семьи вынул за все годы. А если считать между получками, да праздники, да Ваську Соломонова, да остальных забулдыг, которых ты поишь… Тут на три умножить — еще и мало. Ну, пускай на три… Тут я и сама вычислю. Три тысячи двести сорок рублей — с ума сойти! Дом можно купить!
— Дом у тебя есть, — возразил отец.
— Значит, на другое бы что полезное пошло!
— Мопед «Рига», например, — намекнул я, — всего сто девяносто рубчиков.
— Всего! — возмутился отец. — Ты их заработай сначала, сто девяносто!
— Ты же обещал.
— Обещал — будет.
— Когда?
— Своевременно.
— Когда помру?
Отец посмотрел на меня с какой-то, мне показалось, обидой. И меня сразу будто кольнуло. Зря я, наверное, вякнул насчет мопеда. Получается, что все мы против него одного. Как будто он нам вредитель. И всегда во всем виноват. А тут еще Людка! Сидела все время тихо, только глаза таращила, а теперь сообразила.
— А сапожки всего пятьдесят стоят.
Людка старше меня на три года, но я ее как хочу зажимаю.
— Ты сиди, — говорю, — повариха. За эти сапожки ты еще сто раз перекувырнешься.
Людка на меня не смотрит, а обращается к маме. Тянет таким капризным голосом, будто у нее соску отняли.
— Мам, — говорит она, — Витьке, значит, мопед можно, а мне даже сапожки нельзя?
— И думать не мечтай! — отвечает мама. — Пятьдесят рублей! С ума совсем посходили! И за десятку поносишь, не развалишься.
— А Витьке…
— И Витьке ничего не будет. Велосипед есть — и хватит. Тоже еще моду взяли — с пеленок на моторе ездить.
До чего же у Людки характер подлый! Сказала про сапожки — и сиди молчи, знает, что все равно купят. Так нет, обязательно нужно еще про мопед вякнуть. Это она чтобы не ей одной плохо было.
Двинул я Людку ногой под столом и говорю:
— Между прочим, Кольке купили, а у него отец меньше зарабатывает.
— Он меньше и пропивает. — Тут мама посмотрела на отца.
— А ну вас к черту! — рассердился отец. — Все вы на деньги переводите!
Отец вылез из-за стола и ушел в комнату.
Мне отца вроде бы опять жалко стало. Что на него все набрасываются?! Отец у нас нормальный, не хуже, чем у других. Даже еще получше: ни с кем не ссорится, нас с Людкой никогда пальцем не тронул. Он и с мамой не ругается, а только слушает. И на вино для себя он мало тратит. Просто он добрый. Когда у него деньги есть, за ним целый хвост таскается, а он всех угощает.