Финикийцы и Карфаген (Аноним) - страница 77
«...Я взял город, перебил множество воинов, захватил все, что можно было захватить, отрубил головы бойцам, сложил напротив города башню из голов и тел, сложил башню из живых людей, посадил людей живьем на колья вокруг города, юношей и девушек его сжег на кострах».
Это фрагмент вполне банального для тех времен «самовосхваления» царя — все деяния ассирийских владык старательно записывались клинописью от первого лица и описаний таких вот сомнительных подвигов до нас дошло предостаточно. Есть и художественные приложения к текстам — например барельефы в Ниневии, со сценами посажения на кол пленных, сдирания с них кожи или закапывания живьем.
Со своими бунтующими подданными Ашшурнацирапал был не менее строг:
«...Царь получил сведения о восстании ассирийских поселенцев в крепости Халцилуха, что южнее современного Диярбекира. В свое время эту опорную точку населил жителями Салманасар I. Теперь же местные ассирийцы во главе с начальником поселения Хулаем отложились от Ашшура и вознамерились захватить царский город Дамдамуса. Подобная дерзость требовала примерного наказания. Собрав колесницы и пехоту, Ашшурнацирапал перевалил через горы Кашйяри, осадил и стремительной атакой взял город Кинабу — твердыню восставших. 600 мятежников поплатились жизнью в бою, и им, в принципе повезло, так как 3000 пленных были преданы огню, победители надругались над девушками и даже над юношами. С главаря мятежников Хулая была содрана кожа»[19].
Или вот еще сходная цитата из «самовосхвалений» этого государственного деятеля, рядом с которым отечественный Иван Грозный выглядит сущим филантропом, прекраснодушным либералом и покровителем вдов и сирот:
«...Многих людей живыми захватил я в руки — одним я отрубил кисти или пальцы, другим отрубил носы, уши их, многим людям ослепил глаза. Город разрушил, снес, сжег в огне и пожрал его...»
Сценарий везде был одинаков: горы трупов, отрезанные головы, исключительные насилия, огромные костры. Даже для Древнего мира, где беспощадность по отношению к провинившемуся индивиду или побежденному врагу была делом привычным и само собой разумеющимся, не вызывающим оторопи и ужаса у широкой общественности, ассирийские жестокости выходили из ряда вон и переступали все границы приличий.
Отдельно заметим: ассирийские цари даже не пытались пресечь безобразия, чинимые войском при захвате вражеских городов, а всячески эти бесчинства поощряли, одобряли и культивировали, затем подробно описывая массовые зверства и эпические по масштабам карательные акции в своих «самовосхвалениях».