Преподобный Пеннибэйкер снял пояс. Я подогнал его по себе, включил и почувствовал как к спине прижимаются теплые иглы. Генеральный консул холодно на меня посмотрел.
— Вы мудро поступили, что сдались, — сказал он. Я ощущал его голос как покалывание в спине, а оно уже превращалось в голове в слова. — Вы вызвали слишком много беспокойства. Теперь дело будет закрыто.
— Поглядите на меня, сэр, — сказал я.
— Я и так смотрю на вас.
— Я имею в виду — в самом деле поглядите. Вы знаете, что я не убивал его.
— Это обсуждать бессмысленно. Вам вынесли обвинительный приговор.
— Если бы Генри умер в постели, — спросил я, — что бы случилось со мной?
— Ничего, разумеется.
— Но в постели это была бы жалкая смерть. А он умер счастливым! Счастливым потому, что был свободен. Вы же знаете, что это правда. Все вы это чувствовали, когда он отпустил меня и ринулся на скалу.
Генеральный консул не ответил. Я мягко спросил:
— Вы действительно думали, что иначе он прожил бы вечно?
— Может и так, — после недолгого молчания ответил консул. — Но это ничего не меняет.
— Отпустите меня, — сказал я.
— Невозможно.
— Послушайте, — сказал я, — у меня есть кое-что из его работ, чего я не могу понять. Это картина, она называется «Колодец одиночества». Он нарисовал ее в том месте, в холмах, куда ваш народ не летает. Отпустите меня, и я передам ее вам.
— Невозможно, — повторил консул. — Вы пойдете со мной.
Я расстегнул комбинезон. Рулон был прижат к моей груди. Я развернул картину, надеясь, что краска не потрескается, и на вытянутых руках показал генеральному консулу.
Очень трудно точно описать, что случилось потом. Все что я помню — это исходящая от генерального консула мощная волна эмоций; ничего подобного я до этого не ощущал даже с Генри. Я вырубился. Не знаю, насколько. Затем все вокруг чуть прояснилось и я увидел, что около Джима Пеннибэйкера стоит контролер и поддерживает его.
— Боже! — прошептал преподобный.
Наконец генеральный консул пошевелился. Он забрал у меня картину, свернул ее и, не сказав больше ни слова, покинул «Стеллу».
Пять минут спустя мы уже были в пути. Я лежал на своей койке, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Я думал — кто знает, что там, за стенами этого корабля? Вы не можете стоять на палубе, наблюдая, как мир становится все меньше, как он исчезает за горизонтом, вроде того, как описывается в старых морских книгах. Но все равно это похоже. На этот раз я был и в самом деле один, и навсегда.
Кто-то тихо постучал в дверь. Я сел.
— Джи-Ди?
— Да?
— Ты в порядке?
— Я думаю, да. Просто не знаю, как отворяются эти двери.