Последняя фотография (Самарский) - страница 106

когда меня в первый день после бани вели в камеру СИЗО. Почему-то первое что лезет в голову, это – сейчас сокамерники нападут на меня и начнут пальцы гнуть, мол, кто ты такой, зачем маленькую девочку обидел? Даже жалел, что я не грохнул кого-либо. Приготовился к самому худшему. Но потом смотрю, никого это не интересует. Обжился быстро, а через неделю, словно всю жизнь там прожил. Виду не подавал, не принято там скулить, но страдал мучительно. Я ведь и вправду был не виновен, а это всегда умножает страдания. И вот на четвёртом месяце моего содержания под стражей, следователь, видимо, поняв, что зря держит меня в тюрьме, решил поправить свои делишки. У него на примете был один парень, которого следак жутко ненавидел – что-то произошло между ним и его дочерью, как я понял. В общем, что-то у них там личное. Следователь предлагает мне сделку: он организовывает мне замену меры пресечения на подписку о невыезде, а я ему помогаю в одном деле. Я согласился, не вникая в подробности. Где-то через неделю следователь приносит мне в СИЗО протокол допроса, я бегло прочёл, вижу, он там кого-то грузит вместо меня. Как он пояснил, что они задержали настоящего преступника. Ну, я и подписал, в результате, он снимает с меня обвинения и переводит в разряд свидетелей. Меня отпускают на свободу. Радости моей не было границ. Облом наступил вскоре – следователь вызвал меня на очную ставку с этим чуваком, который сидит теперь вместо меня. Я по сей день помню его крик:

– Чувак, ну, зачем ты берёшь грех на душу? Я же не виноват! Меня там не было!

Следуя инструкциям следователя, я киваю головой и говорю:

– Да, узнаю! Это он напал на девушку.

Девушка тоже показала на него – следователь, видимо, поработал основательно. Парень всё отрицал, просил и меня, и девчонку отказаться от своих показаний. Говорил, что у него больная мама, что они со своей девушкой подали заявление в ЗАГС, просил не губить ему жизнь. В какой-то момент я чуть не дрогнул, хотел честно заявить, что вижу этого человека впервые. Но вспомнил тесную, прокуренную камеру, невыносимую рвотную духоту, безвременье, безнадёгу, и благородный мой порыв слабел, слабел, слабел и, в конце концов, вовсе сошёл на нет.

Через полгода я узнал, что парень тот повесился в камере. А ещё через месяц, встретив бывшего сокамерника, узнал от него, что пацана убили, а инсценировали самоубийство – то ли заподозрили его в «стукачестве», то ли он случайно узнал что-то об одном из сокамерников лишнее.

Вот и живу с этим грузом по сей день. Вроде, как и не я убил, но чувствую себя убийцей. Интересно, как живёт его девушка, с которой они хотели пожениться, жива ли теперь его мать..