— Приехали! — сказал Андрей. — Видишь семафор? Сейчас остановится твой поезд, можешь пересаживаться, пассажир…
И наконец Петя, распрощавшись с Андреем, сияя улыбкой, вскарабкался на платформу остановившегося состава.
— Маленько запоздал, извиняюсь! — закричал он. — Как тут без меня жили — не тужили?
— Где ж ты пропадал? — равнодушно спросил Грибов.
— Съездил, понимаете, на машине в станицу, выручил товарища, — сказал Петя, продолжая счастливо улыбаться. — Осталась машина без водителя, а надо для межколхозной ГЭС срочный груз везти. Прямо с ума сходили люди от беспокойства! — И он с увлечением, останавливаясь на всех подробностях, принялся рассказывать, как обратился к нему Андрей, как он решился поехать, хоть и боялся опоздать на поезд, как приехали они в станицу, где строится ГЭС… Ему казалось, что он будет говорить очень долго, но, к его удивлению, повествование получилось коротким, и он тут же принялся повторять все сначала.
Грибов как будто внимательно слушал. Когда Петя кончил, он вздохнул и сказал:
— Налево, значит, съездил! Дурак-дурак, а умный. Гляди, как ловко сообразил!
— То есть как? — от неожиданности не понял Петя.
— Вот как люди устраиваются! — продолжал Грибов усмехаясь. — Пока поезд шел, он в станицу смотался и денег подработал. Это ж надо придумать!
Петя молча смотрел на Грибова.
Счастливое возбуждение таяло в нем, уступая место чувству тягостной, давящей неловкости. Он смотрел на равнодушное небритое лицо Грибова и с каждой минутой испытывал все большее раздражение и какую-то новую, незнакомую ему, томящую душевную пустоту.
Он прошел мимо Грибова, ничего ему не ответив, влез в свою машину и безразлично уставился на бегущую вдоль рельсов степную равнину.
Ничто не занимало его. Он глядел вперед и не видел ни солнечного заката с его пылающим, тревожным простором, ни слюдяного блеска проводов, на которых чинно, как школьники, сидели стрижи, ни запыленных трехтонок, нетерпеливо фыркающих у закрытого шлагбаума… Ему было скучно, — так непонятно, так томительно скучно, как еще никогда в жизни.
Петя уснул только глубокой ночью.
Проснулся он на рассвете. Состав стоял на большой узловой станции. Спустив ноги, Петя сел; тело ломило, голова была тяжелой. Ему было неспокойно, неуютно; почему-то казалось, что в кабине сразу стало тесно и душно… Спустив босые ноги, он сидел, стараясь вспомнить, что, собственно, изменилось вокруг, откуда пришло это новое для него ощущение неудобства и тягости.
Наконец его точно кольнуло: Грибов!
Петя вспомнил вчерашний разговор и так сморщился, словно у него заболело под ложечкой. Он медленно оделся, расчесал всклокоченные кудрявые волосы и, соскочив с платформы, пошел вперед, к паровозу.