Быков проверил, ровна ли поверхность стола, и несколько раз неторопливо к нему примерился. В зале стояла тишина. Наконец старик высморкался и строго произнес:
— Вносите.
Рабочие осторожно внесли огромный лист стекла и положили его на стол.
Оно сверкало, как озеро.
Зал сразу наполнился отсветами, беглым блеском, внезапными слепящими вспышками маленьких молний.
Старик молча смотрел на стекло, лицо его ничего не выражало. Потом подошел к столу вплотную.
Он бережно ощупал край стекла, провел кончиками пальцев по зеркально-ясной глади… На секунду его желтые сухие пальцы замерли, потом снова заскользили по блистающей поверхности, словно он ощупывал стекло, как слепой.
Лицо старика было торжественным и строгим, брови, густые и кустистые, как усы, легонько шевелились. Иван Капитонович вытер лоб, ему стало жарко.
— Тимофей, подай сумку, — приказал старик, не поворачивая головы, и Тимофей, до той поры по-прежнему стоявший навытяжку, кинулся к клеенчатой кошелке и подал ее отцу.
— Не ту, баранья башка! — сказал старик, и Тимофей рванулся к ящику, на котором стояла маленькая старая хозяйственная сумочка.
Старик вынул из нее мятую тряпицу и осторожно развернул.
В тряпице лежал набор алмазов для резки стекла.
Быков, сощурясь, смотрел на алмазы, потом протянул руку, взял один и тут же положил обратно. Некоторое время он молча думал и, наконец, взял другой; ручка инструмента порыжела от долгого употребления, она истерлась и блестела, точно отполированная: так волна полирует камень.
— Вот тут намечено, — сказал Иван Капитонович, осторожно показывая на стеклянный край, но старик даже бровью не повел.
Он сам тщательно проверил все размеры, потом опять взял в руку выбранный им алмаз и, прищурясь, уставился на стекло. Все его маленькое, костистое тело напряглось, он поднял руку и неуловимо мягким, сильным и точным движением, как хирург, рассекающий живую ткань, провел алмазом по стеклу.
Послышался игольчатый треск и ровная линия пересекла снизу доверху зеркальную поверхность.
Старик покашлял и стал своими сухими, крепкими, как сталь, пальцами неторопливо отрывать от стекла узкую полоску.
Иван Капитонович снова вытер платком лоб.
На его глазах старик Быков отломал от стекла длинную полосу, легко, словно леденец.
Потом аккуратно завернул инструменты в ту же мягкую тряпицу, положил их в кошелку, которую вытянувшийся в струнку Тимофей уже держал для него наготове, и зашагал к дверям.
— Стекло оно и есть стекло, — сказал старик строго, ни к кому не обращаясь, и вышел на улицу.
Два бородатых сына, подхватив сумки, выстроились по его бокам.