По дороге в учительскую она на ходу подмела крыльцо, прибрала с дорожки горбыль, вытерла пыль с лавки и сделала ещё несколько дел, и все это так споро, что ни минуты не заставила Лемяшевича ждать. Он шел следом за ней, смотрел, как она работает, и на душе у него было необыкновенно хорошо от знакомства и беседы с этой простой женщиной.
После обеда у Одарки, которая угостила его борщом и варениками со сметаной, Лемяшевич осмотрел деревню, заглянул в сельсовет, но там, кроме почтового агента, никого не было.
Он пошел на луг, к речке. Вернулся с речки, где отлично выкупался, когда уже зашло солнце. Посидев на крыльце, он решил ещё раз осмотреть свои владения. Интереснее всего был пришкольный участок, с которым он познакомился ещё днем, когда его водил по школе Орешкин. И в самом деле, этот изрядный кусок земли, спускающийся по склону пригорка от школьного двора к ручью, был обработан и ухожен заботливо, старательно, с любовью. Половина участка — под молодым садом. На многих из пятилетних яблонек уже поспевали редкие, но крупные краснобокие яблоки, плодоносили и сливы, как видно, были и вишни — об этом свидетельствовали сухие косточки, которые заметил Лемяшевич под деревьями.
Вторая половина пришкольного участка представляла своего рода опытное поле: тут был заведен девятипольный севооборот. На аккуратных маленьких «полях» росли гречиха, картофель, клевер, лен, покачивался ячмень, торчала стерня сжатой ржи. Перед каждым «полем», на дорожке, пересекавшей участок, стоял покрашенный белой краской столбик с дощечкой, где было тщательно выведено, какого года поле, что и когда на нем посеяно.
Все это понравилось Лемяшевичу. Он сам раньше имел не очень четкое представление о севообороте и, сколько ни читал об этом, никак не мог запомнить чередование культур. Теперь все было на глазах и потому сразу запоминалось. Он наклонялся к надписям на столбиках, потом долго разглядывал «поля». Давно уже он не испытывал такой радости узнавания. Вообще приятно было стоять здесь и вдыхать своеобразные ароматы спелого зерна, яблок, сырости, которой тянуло от ручья, дыма—хозяйки топили печи — и вслушиваться в вечерние звуки.
На улице мычали коровы. Где-то в МТС громко трещал мотоцикл, заглушая все остальные дальние звуки. В саду стояли два рамочных улья и рядом с ними небольшой соломенный шалашик. Когда Лемяшевич приблизился к нему, оттуда выглянул человек и довольно неприветливо спросил:
— Какого чёрта вы тут шатаетесь? Я за вами полчаса уже слежу. И если б вы сорвали хоть одно яблоко…
Он не договорил, что последовало бы, но и так все было ясно. Лемяшевич немного растерялся от этой неожиданной встречи и, не зная, что ответить на слова незнакомца, сказал: