— Наташа! — прошептал он и тут же, на пороге, обнял и поцеловал$7
Она не оттолкнула его. Но ей почему-то захотелось плакать, слезы душили её, она не могла вымолвить ни слова, пока Михаил Кириллович, обняв за плечи, вел её в комнату. Тут она улыбнулась ему виновато и растерянно. А он снова стал целовать её губы, щеки, глаза. Тогда она сказала:
— Миша! Не надо! Я только что от дифтеритного больного!
— Вот и хорошо! Пусть я умру, как Дымов, от дифтерии, от коклюша, от всех детских болезней… от всех…
— Зачем же тебе умирать?
— Правда, зачем мне умирать, когда у меня такое счастье?
Он размотал её платок, помог снять пальто. Она стояла посреди комнаты, стройная, как девушка, в зеленом шерстяном платье, и ловкими, привычными движениями красивых рук поправляла свои чудесные волосы, утром наспех свернутые в большой пышный узел.
Лемяшевич, повесив пальто, с нежностью любовался ею. Он не верил своему счастью. Наташа, о которой он столько думал и мечтал, — в его комнате, такая близкая, простая, он может подойти и без конца целовать её. С юношеским пылом он покрывал поцелуями её волосы, шею, потом прижал её ладони к своим щекам.
— У тебя холодные руки… Ты только сейчас из Тополя? Двое суток там провела? Страшно подумать, что я не буду видеть тебя по двое суток. Ты погляди, как пылает печь. Садись, погрейся. А я чай вскипячу. Ты хочешь чаю?
— Я есть хочу. С утра ничего не ела. Я требовательная гостья, — засмеялась Наталья Петровна.
— А ты не гостья, ты — хозяйка. У меня есть печенье.
Он вышел в другую комнату. Наталья Петровна присела на перевернутый табурет, застланный одеялом, протянула руки к жаркому дыханию огня.
«Только что здесь сидел он, — подумала она и подкинула в печку дров, свежие поленья весело затрещали. — Я — хозяйка… Что же это?» Она прислушалась к себе — что там у нее в душе? Не было ни страха, ни стыда, ни раскаяния. Хотелось тепла и ласки. Она не вспомнила в этот момент ни о Сергее, ни о своем недавнем, казалось твердом, решении.
Лемяшевич вернулся и снова в бурном порыве чувств бросился к ней, опустился на пол, положил голову ей на колени.
— Если бы ты знала, сколько счастья ты мне принесла!: Я словно предчувствовал. Я даже не мог работать… Потом мне показалось, что холодно. Я принес дров, разжег печку… и вот сидел здесь и все думал о тебе. Я решил, что завтра увижусь с тобой и все скажу, скажу, как я люблю тебя… — Он посмотрел ей в глаза и попросил: — Скажи, что и ты любишь.
— Я пришла… — Она ласково взъерошила его волосы. — Это больше, чем слова… А знаешь, я стояла на крыльце и думала: если станешь спрашивать — кто, я не отвечу и убегу. Хорошо, что ты не спросил. Нет, видно, никуда бы я не убежала…