Сам Петров отныне жил только войной и победой. Все, что занимало его прежде, осталось за далекой чертой мирных лет. Илья Эренбург, который часто встречался с ним в те дни, писал: «Война проверила не только природу общества, но и душевный материал каждого человека. Много пришлось нам удивляться, то восторженно, то горестно, а Евгений Петров в 1941 году нас не удивил, он подтвердил все, что думали о нем его друзья... Он жил одной жизнью с армией, всего себя отдал битве». В ноябре он испытал всю горечь поражения, дойдя почти до самых окраин Москвы, и узнал радость победы, двигаясь «дорогой немецких преступлений и русского мужества» вперед, на Запад, через сожженную Истру, разбитый Клин, дымящийся Юхнов. В мае 1942 года, когда немцы готовились к «мурманскому прыжку», он был на Кольском полуострове. А с берегов Баренцева моря почти без пересадки отправился на другой конец гигантского фронта, к Черному морю. Это было время третьего решительного наступления гитлеровцев на Севастополь. Прорваться в осажденный город можно было только с боем. Но Петров непременно хотел попасть в Севастополь, чтобы своими глазами увидеть защитников города, которые удерживали его «наперекор всему — теории, опыту, наперекор бешеному напору немцев». Корреспонденции с трех театров войны — Подмосковного, Мурманского, Севастопольского — составляют три раздела «Фронтового дневника». Петров успел собрать эту книгу перед поездкой в Севастополь. (Третий раздел дополнили друзья после его гибели.) Сам Петров оценивал свои очерки более чем скромно, как материал для будущих книг об Отечественной войне. Но не спешите присоединиться к авторской оценке. В литературе первых военных лет «Фронтовой дневник» занимает свое почетное место. Очень несхожий с Петровым писатель Всеволод Вишневский, который далеко не все принимал в художественной манере Петрова-очеркиста («Это чуть-чуть от «одесской школы», чуть-чуть от европейского репортажа»), с уважением писал о его московских дневниках: «Минутами ощущаешь,— вот документ битвы за Москву».
Постоянный интерес Петрова к подробностям фронтового быта, где писатель черпал материал и для лирики и для юмора, быть может, и подал повод находить некоторые его очерки чуть-чуть поверхностными, чуть-чуть фельетонными. Сам Петров считал, что внимание к мелочам военного быта вопрос принципиальный. К. Симонов запомнил один его шумный спор с фотокорреспондентом О. Кноррингом. Петров, как это ни покажется на первый взгляд парадоксальным, критиковал Кнорринга за то, что на войне тот снимал... исключительно войну. Ведь люди же не только воюют, они и живут! На Кольском полуострове Петров, например, был у артиллеристов, которые приручили оленя. Там же прижилась маленькая раздражительная собачонка и жирный, совершенно апатичный кот. Присутствие животных на батарее радовало и веселило солдат. И Петров в своих «Записках из Заполярья» посвятил этому эпизоду искрящуюся милым, непринужденным юмором страничку отличной прозы, которая могла бы украсить детские хрестоматии.