Сколько раз большие мастера литературы писали о ночном Бродвее, залитом огнями реклам. Ильф и Петров тоже описали это зрелище в «Одноэтажной Америке», но по-своему: остро, иронически, и слова опять-таки были взяты не из близкого ряда: «Здесь электричество низведено (или поднято, если хотите) до уровня дрессированного животного в цирке. Здесь его заставили кривляться, прыгать через препятствия, подмигивать, отплясывать. Спокойное эдисоновское электричество превратили в дуровского морского льва. Оно ловит носом мячи, жонглирует, умирает, оживает, делает все, что ему прикажут».
В своих сатирических романах Ильф и Петров, как мы уже говорили, иногда стремились «подогнать» разные слова друг к другу, а иногда и соединить в одной фразе по принципу взаимного исключения, чтобы тем самым сильнее подчеркнуть пустомыслие и пустословие комических персонажей («При наличии отсутствия»,— кипятится Полесов, «Где выход из этого исхода?» — волнуется Бомзе) или же осмеять некоторые курьезы быта: кабинет был обставлен «новой шведской мебелью ленинградского древтреста», «По плану был намечен летучий трехчасовой митинг». И еще: «По случаю переучета шницелей столовая закрыта навсегда».
С неожиданным соединением всевозможных нелепостей как с определенным комическим приемом мы постоянно сталкиваемся в произведениях Ильфа и Петрова. «Грабят! Ка-ра-ул!»— шепчет отец Федор. «Вам мат, товарищ гроссмейстер»,— лепечет насмерть перепуганный васюкинский любитель шахмат, выигрывая у Остапа партию. Все здесь не совпадает с привычными представлениями. Кто же станет произносить шепотом слово «караул» или, выигрывая партию в шахматы, не только не радоваться, а, напротив, насмерть пугаться. Вот целая цепочка комических нелепостей. Хохочущего священника увозят на пожарной лестнице в психиатрическую лечебницу. Это исчезновение отца Федора со страниц «Двенадцати стульев» сделано совершенно в духе «монтажа сильно действующих аттракционов». Так уходили со сцены театра Колумба персонажи «Женитьбы», кто верхом на верблюде, кто балансируя на протянутой через весь зал проволоке.
В основе этих и многих других смешных несоответствий — иногда крупных, иногда совсем крохотных,— как думается, лежит общее, главное несоответствие жизни героев сатирических романов Ильфа и Петрова с жизнью общества. Ведь все их существование было сплошным несоответствием.
Ильф и Петров любят создавать комические несоответствия и тогда, когда описывают поведение, поступки своих героев — Бендера ли, Воробьянинова, отца Федора, Паниковского. Они даже рисуют целые юмористические сценки, где привычные понятия заменяются непривычными и, как в детских «путаницах», все вдруг оказывается наоборот: «На Театральной площади великий комбинатор попал под лошадь. Совершенно неожиданно на него налетело робкое животное белого цвета и толкнуло его костистой грудью. Бендер упал, обливаясь потом. Было очень жарко. Белая лошадь громко просила прощения». Это опять же один из вариантов того комического приема, который всегда так разнообразно «работает» в книгах Ильфа и Петрова. Комизм фразы, слова, образа или непосредственного действия строится на неожиданном внутреннем повороте, как бы «взрывающем» обычные представления. Не Бендер отделывается испугом, а сбившая его белая лошадь. Могучее тело Остапа не получило никакого повреждения. Он живо поднялся. Зато лошадь трепещет в ожидании скандала.