Ильф, будучи одним из самых старых работников четвертой полосы, стал настоящим мастером в трудном жанре короткого газетного фельетона. Не случайно за его деятельностью в «Гудке» с симпатией следил Маяковский. Друзья поэта подтверждают, что он высоко ценил журналистские способности Ильфа и не раз его хвалил. Действительно, многие выступления четвертой полосы можно назвать полноценным творчеством без всяких скидок на газетный жанр. Такие заметки помогали оживлять и обогащать стиль и язык газеты. А для Ильфа и Петрова это было настоящей пробой сил. На газетной работе, говорил Юрий Олеша, как бы делались подмалевки к будущей большой картине.
В жизни редакции «Гудка» коллектив четвертой полосы тоже считался застрельщиком борьбы против газетных штампов и рутины. В просторной комнате литературных правщиков висела грозная стенная газета «Сопли и вопли». Петров вспоминает ее в предисловии к «Записным книжкам» Ильфа. Это была своего рода внутренняя «четвертая полоса». Сотрудники других отделов серьезно ее побаивались. И не без оснований. Неточности, небрежности, неграмотности, проскользнувшие в очередной номер «Гудка», подвергались беспощадному осмеянию. Как и Никифор Ляпис, певец «Гаврилиады», авторы плохих статей и заметок могли увидеть свои сочинения на стене в густой траурной кайме. А после того как редакционные остроумцы вычитали в письме литературного консультанта молодому поэту фразу: «У вас вполне грамотные для начинающего стихи и даже попадаются приличные мысли», многие заметки стали помещаться в стенной газете под рубрикой «Приличные мысли».
Однако редактирование смешной стенной газеты не было для Ильфа и Петрова только веселым развлечением. С этого начиналась борьба против халтурщиков и приспособленцев, которых потом, на протяжении своего творческого пути, они будут клеймить всеми доступными средствами в книгах, газетах и журналах. И в комнате четвертой полосы далеко не всегда царила приятная атмосфера остроумия. Это надо иметь в виду, читая в воспоминаниях друзей Ильфа и Петрова о том, что дух четвертой полосы жил в «Двенадцати стульях». В вещах принципиальных Ильф и Петров были непримиримы. От них доставалось не только прототипам анекдотически неграмотного Никифора Ляписа, когда, бродя по редакции, они неосторожно заглядывали к зубастым литобработчикам, но и товарищам по «Гудку», людям для Ильфа и Петрова небезразличным, чей талант они не могли не ценить. А. Эрлих, вспоминая годы работы в «Гудке» и в «Правде» (журнал «Знамя», 1958, № 8), приводит, например, такой случай. Михаил Булгаков внутренне противился новому и, сотрудничая в «Гудке», менее других поддавался благотворному влиянию газетной политической школы. В 1925 году альманах «Недра» опубликовал его повести-памфлеты «Дьяволиада» и «Роковые яйца». В них объектом сатирического осмеяния оказалась новая советская действительность. Литературная молодежь «Гудка» встретила повести своего товарища неодобрительно. В комнате четвертой полосы сотрудники со всех сторон обступили Булгакова и в самых язвительных выражениях комментировали его творчество. Вдруг Ильф сказал: