Пестрая вереница «маленьких великих комбинаторов», чью подноготную всякий раз ловко помогает вскрывать «единственный» великий комбинатор Остап Бендер, проходит перед нашими глазами в сатирическом обозрении Ильфа и Петрова. По сюжету романа одни из них привлекают внимание Остапа, сделавшись владельцами гамбсовских стульев; других Остап заботливо обхаживает, вымогая деньги на продолжение поисков сокровищ. Впрочем, и стулья и деньги ему порой удается выудить у одних и тех же лиц. Это, однако, не означает, что жертвам великого комбинатора в романе отводилась чисто вспомогательная роль, вольно или невольно «обслуживать» Остапа. Почти каждый из них, как определенный социальный и психологический тип, интересен сам по себе. Я бы решился даже сказать, что во многих эпизодах романа не эти персонажи, а скорее Остап выполняет вспомогательные задачи. В самом деле, хотя в «Двенадцати стульях» Бендеру досталась очень значительная и сначала даже не предусмотренная авторами роль, замысел книги ведь гораздо шире, чем поиски бриллиантов. В целом ряде случаев Остап, как катализатор, лишь помогает раскрыться, обнаружиться многим отрицательным явлениям. Представим на минуту, как много потеряла бы сатира Ильфа и Петрова, не попадись в число уловленных Остапом душ завхоз дома Старсобеса воришка Альхен, людоедка Эллочка или напористый автор «Гаврилиады» — поэт Никифор Ляпис-Трубецкой. Все трое наделены такими чертами, которые сатирики никогда не уставали высмеивать. Читать про то, как Остап ловко дурачил Альхена или Эллочку, действительно весело. Но думать, что Альхен или Эллочка появились в романе с единственной целью — «поддаваться» Остапу,— значит сводить смех Ильфа и Петрова к анекдоту, к курьезу — «вор вора надул».
Конечно, Ильф и Петров умели ценить и не раз использовали в своем творчестве простейшие формы комического. Вспомним хотя бы фельетон Петрова «Юморист Физикевич», о котором уже говорилось. Незадачливому стихотворцу в одной редакции неосторожно посоветовали: пиши каламбуры. И, как сказочный горшок с кашей, Физикевич варил и варил, не имея силы остановиться. Комический эффект таких непритязательных историй может быть очень велик. Многие из нас хохотали до слез, читая в «Двенадцати стульях», как голый инженер Щукин в ужасе метался по лестничной клетке перед внезапно захлопнувшейся дверью в квартиру. А ведь тут комизм чисто внешний. Любой человек, очутись он в нелепом, незавидном, трагикомическом положении инженера Щукина, наверняка производил бы не менее забавное впечатление... Обстоятельства делают здесь Щукина смешным, но сами эти обстоятельства еще таковы, что не дают оснований для широких обобщений и выводов.