Пассажир захрипел, задергался, его руки стали скакать, искать, за что бы ухватиться, но я лишь усилил хватку.
Гад брыкался с минуту, потом, видимо, я то ли переломил ему что-то важное, то ли у него просто кончался кислород. Скончался он быстро и бесславно. Меня даже немного удивило, что такой верзила отбросил коньки так быстро.
“Надо же… я …. я… убил человека. В реальности убил. Не где-то там игрового персонажа, я уничтожил реального монстра, я низверг в ад всамделишного гада. Живого человека! Убил. Я… Он хотел меня отдать на органы. В любом случае, я убил ЧЕЛОВЕКА…. Спокойно, все будет хорошо… Он это заслужил, верно? Переживем”.
Труп обмочился. Об этом явно свидетельствовал запах, воцарившийся в машине сразу после смерти убийцы. Мое сердце билось с такой частотой и с такой силой, что мозг никак не мог соображать, поэтому я просто лег, просто спрятался.
…
— О-о! Джи-имми! Вста-авай, сукин сын! Вставай, кому говорю, ты обмочился! — мужчина сорока лет с вытянутым лицом, маленькими круглыми очками, бледнокожий, со светлыми волосами тряс за плечо своего товарища. Нотки здоровой брезгливости скакали на его лице.
Я приготовил свое орудие убийства. Шея противника расположилась просто необычайно удобно, лучше было бы, только если он сядет в кресло, но этого, боюсь, не произойдет.
Простая удавка стальной хваткой вцепилась в горло профессора. Его глаза сразу уставились на меня, расширились. Пальцы заскрежетали по шее, пытаясь ослабить давление, но, когда его мозг спохватился, руки полезли на пояс. Там, в хорошей кожаной кобуре, находился реальный пистолет с реальными патронами. Я сразу осознал, что сулит для меня огнестрельное оружие в руках у оппонента, поэтому усилил хватку.
Выстрел. Кровь. Рана. Боль. Боль. Ярость. Снова выстрел. Боль утихает. Свет утихает. Последние силы отдаю на то, чтобы усилить хватку. Выстрел. В глазах мутнеет. Запах крови. Запах боли. Я умираю.
“Как же не хочется умирать…” — была последняя мысль моего затухающего в собственных обломках сознания.
Смерть не приходит единожды
Свет, пусть и не шибко яркий, неприятно бил по глазам. Мозг и не собирался включаться, поэтому я терялся в догадках, к какому из богов я попал. Для Зевса свет слишком постоянный… для Аида — светло. Для скандинавских богов — слишком тихо. Наверное, у славян…
— Проснулся! Проснулся! — голос принадлежал моей матери.
Первой грешной мыслью было: “И она здесь?!”. Слава богу, что потом мозг все же решил активизироваться и сообщил, что, скорее, я жив.
“Я жив, черт возьми! Я жив!” — хотел крикнуть я, но из горла вырвался лишь слабый хрип, отдаленно напоминающий человеческий.