— Так точно.
— А знаешь ли ты, кто я такой? — с легкой ухмылкой спросил коротышка в неглиже.
— Честно говоря, точной подобной информаций не владею, — дварф хмыкнул, — однако могу предположить, что Вы являетесь егерем или кем-то в этом роде.
— Ну-у… — протянул собеседник, — ты отчасти угадал. Я вольный охотник. Живу тут один в затворничестве. Раз в две недели мне привозят товары, которые я обмениваю на добычу.
— Наверняка дерут с Вас три шкуры?.. — еще одна хитрость психологии: собеседникам нравится изливать душу, жаловаться на жизнь и редкостных… кхм… плохих людей в этой жизни, и прочее прочее.
— И не говори. Цену в два раза повышают, монополисты проклятые. Но это еще полбеды: королевская гвардия жить не дает совсем. То за краями следить, то дичи много не убивать, то налоги платить… совсем уже обнаглели.
— Да! Эта аристократия совершенно не заботится о своем народе, — подлил я масла в огонь.
— А я погляжу ты толковый малый! Выпьешь со мной?
“Где чертовы оповещения! Этот непись явно лучше стал ко мне относиться! Где долгожданные оповещения об апе репутации! Что-то тут не чисто. Не обман ли это? Ни спектакль ли?”
— Конечно выпью! С таким че…. резвычайно интересным дварфом выпить за милую душу.
На самом деле, пить и, уж тем более, напиваться я небольшой любитель: пропустить пару-другую баночек пива после очередного турнира могу за милую душу. Это укрепляет эйфорию после победы или успокаивает нервы после поражения; помогает расслабиться. Но хлестать алкоголь вот так, просто за знакомство, да еще и, судя по запаху, покрепче любой водки, нет. Такое без меня. Тем более, у меня есть негласное правило: не пить во время турниров. А это, можно сказать, самый настоящий турнир.
— Держи! — дварф протянул мне полный деревянный стакан с бурой жидкостью внутри. Затем он налил себе такую же порцию, уселся за небольшой стол и указал мне на табуретку рядом. Я послушно сел, — Ну! Будем! — хозяин дома, не чокаясь, опрокинул в себя огненную жидкость.
Я еле успел среагировать. За короткие мгновения я, вызывая астральный карман, на периферии зрения оппонента, вылил все содержимое туда.
— Что это?! — невинно сморщившись, спрашиваю я. — В жизни не пробовал ничего крепче!
— Скучная у тебя, однако, жизнь, дитя ночи… Неужто гномью водку никогда не пробовал? Надо устранить такую неприятность, — дождавшись моего кивка сказал дварф, — Так… у меня вроде была где-то недопитая бутылка. Да ты сиди-сиди! Я сам принесу.
“Язык мой — враг мой. Нельзя ничего утверждать. Только вопросы. Только вопросы…”
Оставшись один, я смог в деталях рассмотреть кухню. Я сидел за небольшим круглым деревянным столом, испачканном в засохшем соусе красного цвета, с большим следом чего-то мокрого. Табуретка была подстать столу: старая и грязная. Комнатушка маленькая, с низким потолком. Черные стены нагнетали обстановку. Две полки с травами, странными колбочками, настойками. Последние были единственным, что не погрязло в толстом слое пыли и не было прикрыто паутиной.