– Джейми прекрасен, потому что он твой. Ты ведь знаешь, что я его люблю. А теперь давай поспим немного.
И она тут же отключилась. Кровать была слишком узкой для двоих, и ему пришлось поворочаться, устраиваясь. В конце концов ему удалось подремать урывками.
Утром, в холодном свете дня – бр-р, до чего же холодно! – он решил заварить чай – больше к завтраку ничего не было. Пришлось спускаться на два лестничных пролета и рыскать по кухне в поисках чая и жестянки с сухим молоком. Он понятия не имел, как их смешивать, и прихватил с собой вместе с кувшином воды. В висках пульсировало, во рту было мерзко, отчасти из-за того, что он забыл вытащить вставные зубы. Почистив их как следует – и живых, и мертвых, – он принял микстуру для желудка и разбудил Диану.
Чай оказался довольно противный, но все же лучше, чем ничего, заметила она.
* * *
Высадив ее у коттеджа в Уодхерсте, он сказал:
– Я позвоню тебе в понедельник вечером, около пяти.
– Лучше полшестого – Айла уйдет на собрание.
– Ладно. Пока!
Он поехал дальше, размышляя, как бы потактичнее расспросить Джессику про врача. Тут требовалось немало деликатности: он ведь не должен знать про Анджелу – хотя, разумеется, Вилли ему все рассказала. Кроме того, Джессика весьма сообразительна и вряд ли поверит, что это нужно для друга. Он уже начал раскаиваться в том, что предложил эту идею. Ничего не поделаешь, надо идти до конца.
Однако ему не пришлось врать и изворачиваться: в понедельник утром позвонила Диана и сообщила, что Ангус погиб при бомбежке Портсмута.
– Бедняжка! Как ты…
– Не знаю. В шоке… Мы не очень-то ладили, и все же это ужасная потеря. Он так любил армию, а умер гражданской смертью – какая нелепость! – Ее голос слегка дрожал. – Его собирались послать за море – он так ждал! И налет-то был не особенно сильный!
Он молчал, не зная, что ответить.
– Бедная Айла просто в отчаянии… В общем, можешь больше не волноваться: теперь она захочет мне поверить. – Пауза. – Ладно, я отключаюсь – не знаю, что еще сказать.
В тот же вечер он написал ей письмо. Он не привык писать, однако ему хотелось выразить сочувствие. Он понимал, как ей трудно жить с золовкой, вечно притворяться под грузом чувства вины – да еще и беременность в придачу; плюс денег и так не хватало, а теперь останется лишь пенсия вдовы. Ему не удалось выразить все это в письме; он написал только, что ему очень жаль и что он готов помочь всеми возможными способами, что любит и постарается держать связь. Конечно, толку от этого мало: от чувства вины спасет лишь прощение того, кому ты навредил – а уж он-то знал, каково с этим жить – когда надежды нет и не будет.