После этого у них состоялась единственная встреча. Она просила, чтобы он пришел к ней в студию на Ноттинг-Хилл-гейт, но он отказался, назначил свидание в Кенсингтонских садах у статуи Питера Пэна.
– А вдруг дождь пойдет? – спросила она (по телефону).
– Не пойдет, – заверил он.
Дождя не было. День выдался ясный, погожий, хотя мягкие лучи солнца уже не грели. Листва на деревьях начинала желтеть, а трава – всю ограду, окаймляющую тропинки, забрали на переплавку – смотрелась свежо, чуть подернутая инеем от ранних заморозков. Она знала, что приехала слишком рано, и старалась идти как можно медленнее. Несмотря на все произошедшее, она испытывала радостное предвкушение встречи. За время пути от станции по тропинке вдоль озера она прошла все возможные стадии: страх – ужас – догадки (что-то он скажет?) – и наконец сладкие грезы (конечно, он скажет ровно то, что она хочет услышать!). Я запомню этот день навсегда, думала она, я иду навстречу судьбе. Разница в возрасте не играет никакой роли (он и сам так сказал в начале знакомства!), он станет меньше пить, ведь он будет счастлив с ней – уж в этом она не сомневалась! Если он не хочет детей – и не надо. Она сделает все так, как он хочет, и с радостью.
Он опоздал – всего на несколько минут. Она увидела его издали – он шел той же дорогой, – но заставила себя не двигаться с места, пока он не подошел ближе. Не утерпев, она вскочила, ей хотелось броситься к нему в объятья, но он лишь мимолетно поцеловал ее в щеку и предложил сесть.
Едва он заговорил – сразу дав понять, что встреча ему в тягость, – она почувствовала, как сердце, радостно трепыхавшееся в горле, медленно оседает в груди, проваливается вниз холодным камнем.
Ему очень тяжело говорить, однако другого выхода нет. Разумеется, во всем виноват только он. Увлекся – это прозвучало чуть презрительно, с ноткой легкого отвращения. Жена страшно переживает – да, знает, он ей сам рассказал, – но все поняла и готова простить ради детей и сохранения брака. Он слишком стар для нее. Она еще так молода, только начинает жить и обязательно встретит славного юношу, достойного ее (эхом отозвались слова Руперта – как давно это было…) Они больше не увидятся: он обещал ее матери – и тут правда вышла наружу. Она чуть не задохнулась от возмущения. Какое унижение – ее обсуждали чужая жена и собственная мать, словно ребенка! Это уж слишком! Неожиданный гнев вывел ее из ступора, в котором она молча слушала до того. Да как он смел видеться с ее матерью за ее спиной! Нет-нет, все было не так, она сама пришла! Гордость не позволила ей спросить, откуда мать вообще могла узнать об этом, если не от него самого. Лишь потом сообразила: он сам позвонил матери! Он договорился о прослушивании – не нужна ей никакая работа, – пусть хотя бы попробует! «Это шанс заняться чем-то интересным, иначе застрянешь на всякой ерунде». Он восхищается ее мужеством; кстати, собирается уехать с женой на недельку – этого требует ситуация. Под конец он велел ей беречь себя; кажется, хотел снова поцеловать в щеку, но она отвернулась. Коснулся руки извиняющимся жестом, поднялся со скамьи и быстро пошел прочь, не оглядываясь. То есть она так думала – гордость опять не позволила ей смотреть ему вслед – одного взгляда искоса достаточно.