– Розалия никогда не будет глупой пташкой, она прекрасный лебедь, – гордо возражает Элизабет. – Ее ни за что не спутаешь с воробьем. – Она восхищенно взирает на Аржансона. У меня начинает появляться стойкое ощущение, что Аржансон просто использует мою тетушку, хотя я не понимаю, что он надеется получить от этой связи.
– Крайне важно, чтобы вы не уступали. Я обучил этому мадам де Шатору, она в совершенстве владела этим искусством, – говорит Ришелье. – Королю потребовалось несколько месяцев, чтобы сломить сопротивление и пробить стену, возведенную ее упорством. В конечном счете это дало замечательные плоды.
– Только вы так и не стали премьер-министром, – кисло замечает Аржансон. – А она сама умерла.
Эти двое обменялись взглядами, исполненными крайнего взаимного отвращения.
– Вы назначите любовное свидание, – продолжает Ришелье, отворачиваясь от Аржансона и продолжая давать наставления, – в романтическом месте по его выбору, потом предложите встретиться в Садах, в противном случае он застынет в нерешительности, несмотря на жаркие июньские ночи. Пусть он сам решает, в каком месте сада произойдет эта встреча, – должна оставаться иллюзия, что он решает все сам. Или просто выберите рощу, и покончим с этим. Пора действовать. Немедля.
Я пишу королю послание, в котором признаюсь в безумной, страстной любви к нему, во что он, несомненно, поверит: Людовик наверняка полагает, что все женщины в него влюблены.
«Сердце мое трепещет, я должна увидеться с Вами в саду».
Ришелье читает записку.
– Неужели вам на ум больше ничего не пришло?
– Я же не поэт, – сухо отвечаю я. – Для маркизы любовные послания пишет сам Вольтер. А как вам известно, господа, в настоящее время Вольтер в России.
– В Пруссии, – поправляет меня Аржансон.
Я театрально вздыхаю. Эти мужчины такие педанты! Один похлеще другого. Будут меня учить, как заводить любовную интрижку!
– Давайте я. – Ришелье нетерпеливым жестом велит подать ему чистый лист. Я протягиваю ему перо и чернила.
Я чувствую, как сердце рвется,
И я увидеть вас должна,
Когда Диана грозно обернется,
В лесах небесных вновь обнажена.
– Отлично, – радуюсь я, медленно дую на письмо, чтобы высохли чернила. Румянами со щеки мажу губы, а потом целую письмо, оставляя на нем красное пятно. Аржансон изумленно раскрывает рот, а Ришелье одобрительно приподнимает бровь. Только Стенвиль остается недвижим.
Ришелье устраивает так, чтобы послание доставили в покои короля и положили на подушку. Целую ночь я мечтаю о будущем. Это только начало! В своих снах я плыву по комнатам дворца, останавливаюсь у двери в великолепные покои маркизы.