Стенвиля я раньше считала человеком низким – и хотя он в родстве с ним не состоял, но любил называть себя шевалье де Морпа, чтобы продемонстрировать свою поддержку этому ненавистному человеку. Потом он явился ко мне со всеми этими письмами, уверяя – и явно кривя душой, – что обеспокоен честью своей семьи. Он решил, что поставить на меня разумнее, чем на ту низкую шлюху, на которой женился его кузен, и что этот выбор сулит ему больше выгод.
В знак благодарности я пытаюсь добиться для него расположения короля, но его присутствие напоминает Луи обо всей этой грязной истории. Поэтому в знак моей благосклонности я обеспечила ему пост в Риме.
Внешне я остаюсь совершенно спокойной. Я выбираю огромный аметист и несколько часов провожу в размышлениях, пока вырезаю на нем «Р», а потом добавляю «ШБ». В моменты слабости я думаю, что уже по горло сыта этим чудовищем, которое называется Версаль, и даже представляю себе, как удаляюсь в одно из своих имений. Но я должна быть честна; быть может, у меня и есть недостатки, но самообман к ним не относится. Если я покину Версаль – я умру.
Я вспоминаю Полину де Винтимиль, еще одну любовницу Луи, которая умерла больше десяти лет назад. Толпа растерзала ее тело; если я покину Версаль, не постигнет ли меня та же участь? Не верю, что так произойдет, но разъяренная толпа – это зверь, которого нельзя сдержать, как нельзя предсказать его действия.
Но есть много способов умереть, и я знаю, что Людовик для меня как воздух, которым я дышу, как кровь, которая течет по моим венам. Я просто увяну, если нас разлучить. После стольких лет, пока я взращивала его зависимость от себя, я понимаю, что испытываю такую же сильную зависимость от него.
Я заканчиваю вырезать инициалы на камне и бросаю его в аквариум с рыбками. Неожиданно я ощущаю укол жалости к этой юной девушке: каково почувствовать, что тебя изгоняют? Со мной подобного никогда не случится, мрачно решаю я.
Если бы я меньше его любила, то, быть может, и пожелала бы найти какое-то лекарство, чтобы усмирить его аппетит. Но я никогда бы не смогла отказать ему в плотских утехах, и похоть, которая не дает королю покоя, должна еще какое-то время удовлетворяться. Его прадед Людовик XIV, еще один здоровяк из рода Бурбонов, занимался любовью дважды в день, когда ему было уже за семьдесят. Быть может, мне следует занять более активную роль в удовлетворении его аппетита?
Я с осторожностью выбираю себе очередного союзника: Лебель, камердинер короля и сводник, человек, который постоянно выполняет приказ по поиску новых девственниц, который все время поставляет королю юных пташек в комнату на чердаке. Быть может… да, быть может. Я верю, что могу повлиять на устоявшуюся систему.