Фаворитки. Соперницы из Версаля (Кристи) - страница 6

– Рыба! Рыба! – словно попугай, повторяет более юная Шарлотта. Она хмурится, как будто что-то хочет сказать, только не может придумать, что именно.

– Почему вы не в монастыре? – укоризненно произносит Лизетт. Она очень хорошенькая, и под одним глазом у нее располагается мушка в форме звезды. Я очень ей завидую, но мама говорит, что нельзя носить мушки, пока мне не исполнится шестнадцать, – ждать еще целых четыре долгих года.

– Я была в монастыре в Пуасси. Там одна из послушниц – моя тетушка.

– В монастыре доминиканцев в Пуасси? Моя кузина никогда не говорила, что там водится буржуазная рыбешка.

– Нет, в монастыре урсулинок, – мягко возражаю я. Эти девицы произносили слово «буржуазный» так, как будто речь шла о смертном грехе, о котором можно упоминать лишь при покаянии.

– Как же это буржуазно! Насколько ужасающе по-плебейски! – взвизгивает Элизабет. – Настолько по-плебейски, как… как… – Она запинается, начинает покусывать губу.

– Так же по-плебейски, как простудиться? – прихожу я на помощь.

– Да, по-плебейски, как простудиться. – Она окидывает меня недовольным взглядом и пятится, как будто мое происхождение простолюдинки может быть заразным.

– А ваша прическа вам очень идет, – как ни в чем не бывало говорю я. Элизабет прищуривается: жидкие завитки волос выбились из прически, и один из бантов отпал.

– Хватит щебетать, – мягко произносит месье Гибоде. – Разбейтесь на пары и прогуливайтесь передо мной. Юные дамы, по двое и раз, два, три, и раз, два, три… Мадемуазель де Турнем, чуть легче опирайтесь на стопы! Мадемуазель де Семонвилль, не надо так качать головой, вы же юная дама, а не утка. Мадемуазель Пуассон – прекрасно, прекрасно! Все остальные… обратите внимание, как она держит голову, когда скользит в танце, как изогнуты руки, как грациозен каждый ее шаг.

Я с улыбкой прохожу мимо Элизабет и остальных девушек.

Вернувшись домой, с рыданиями вбегаю в мамину комнату. Мама сидит на кровати с Абелем, который нападает своими игрушечными солдатиками на нашего кота Фредди. Я падаю рядом с ними и заливаюсь слезами.

– Зачем мне нужно туда ездить? Они ненавидят меня! Смотрят свысока!

– Милая моя, перестань жаловаться. Мы должны быть благодарны Норману за то, что познакомил тебя со своей семьей, у них огромные связи.

– Они обзывают меня вонючей рыбешкой.

– Даже я должна признать, что у твоего отца неудачная фамилия, Ренетта, но ты должна научиться с достоинством выносить любую жестокость. Мир может быть суров и полон ненависти.

Я прикусываю губу:

– Я не хочу, чтобы мир был жесток! Почему они не могут быть милы со мной? Я же мила с ними! – «Ну, чаще всего», – думаю я, вспоминая волосы Элизабет. Но она, вероятнее всего, не знает, что я над ней посмеиваюсь.