И хотя я пребываю в страхе его потерять, я ничего говорить не буду. Упреки, подобно коррозии, разъедают любовь, убивают ее – так говаривала моя матушка. Я повторяю ее слова, лежа в холодной постели. Благочестие и смерть – тревожная комбинация. Неужели этот день неизбежен? Я должна, думаю я, борясь со сном, я должна…
* * *
– Она отказала ему. Опять!
Элизабет приносит мне новости, когда я занимаюсь утренним туалетом. Обычно мне нравится слушать ее щебет, но не сегодня, и сердце мое замирает – отказ можно получить, только если поступило приглашение.
– Кто? – негромко переспрашиваю я, улыбаюсь Элизабет, с неприязнью отмечая слишком большой бант у нее на шее. Она забывает, что ей уже не пятнадцать лет.
Я наношу румяна на щеку и втираю их; мой парфюмер называет этот оттенок «кровь комара».
Элизабет молчит, только горько покачивает головой.
– Конечно. Король не… спрашивал? – запинаюсь я, мой мир рушится.
– Нет, разговора не было, но, по всей видимости, было письмо.
– Письмо? Когда?
– Скорее записка… всего пара слов… от короля. В котором он сообщал о своем восхищении.
Восхищение – это не признание в любви. Какая ерунда. Я вновь могу дышать.
– Он великодушный человек, а благочестие графини у многих вызывает восхищение. – Я наношу немного румян на губы и причмокиваю. Мне кажется или на лице появилась небольшая желтизна? Вероятно, из-за сочувствия королю? Неожиданно мне приходит в голову, что я должна отсюда уезжать.
– Но это было уже после их тайного свидания, – продолжает Элизабет и отходит, чтобы служанка могла заняться моими волосами.
– Тайного свидания?
– Ну… это свиданием не назовешь, но после ужина они имели беседу. Он собственноручно делал ей кофе.
– Я видела их, – холодно отвечаю я. – В салоне, в присутствии остальных гостей. – Я скрываю раздражение. Элизабет, будто кошка, которая облизывает пустое блюдце: ищет остатки молочка, когда его нет.
– А потом она уехала. В собственном экипаже, рано утром, король лично ее провожал, передавал привет ее супругу. Но в следующий вторник она должна вернуться.
Я опускаю взгляд, разглаживаю темно-серую парчу юбки. Траур скоро снимут, и у меня будет самое красивое зимнее платье – из синего бархата, украшенное узором с белым атласом, не дождусь, когда смогу его надеть. Я представляю себе, как выплескиваю на него едкую щелочь – платье испорчено. Ни за что не стану упрекать короля.
Когда я позже встречаю его, приветствую с обычной теплотой. По едва заметным признакам вижу, что он сожалеет о том, что случилось… или не случилось с графиней де Перигор. Эти маленькие знаки внимания – комплимент моей прическе, приказ повару приготовить фаршированные яйца, которые я обожаю, – утешают меня больше любых слов.