Бежевая столовая оказалась действительно бежевой. Точнее, цвета слоновой кости. Из больших панорамных окон открывался вид на парк. Его как раз сейчас изучал Кевин, неизменно затянутый в серый мундир мастера теней. Салливан занял место во главе длинного сервированного на четыре персоны стола. По правую руку от него сидел управляющий, подскочивший при нашем появлении. По левую собирались посадить нас.
Майлз рассыпался в приветствиях, восхитился нашей красотой. Эли вежливо улыбалась в ответ. Она незаметно обеспокоенно поглядывала то на меня, то на Кевина, отрешенно взирающего на белку за окном.
Меня потянули за локоть к противоположному концу стола. Я дернула рукой — «я и сама знаю, что хозяйка дома сидит во главе»! Так как дворецкий отодвигал стул для Эли, ко мне бросился Майлз. Склонившись, он едва слышно шепнул:
— Все правильно. У вас все получится.
Я удивленно покосилась на управляющего. Но тот с постной согласно приличиям миной уже садился на свое место.
Пока переставляли приборы, я ждала реакции Кевина, но он, видимо, решил поступить как истинный аристократ — не заметить случившегося казуса.
— Вы сегодня очаровательны, Габриэлла, — снизошел до меня Салливан. — Особенно вам идет румянец. Вы хорошо себя чувствуете? — от фальшивой заботы в голосе мужчины хотелось скривиться.
— Благодарю! Все хорошо, — сухо ответила я.
— Элиза, вы просто восхитительно выглядите, вы свежи как утренняя роза! — закончил Кевин, пытливо глядя на меня.
Раскрыв веер, я сделала вид, что мне душно, — чудом успела скрыть просто неприличную усмешку. Салливан просчитался. Мы с Эли — близнецы! Комплимент одной — равно комплимент обеим. Немного помахав дамской игрушкой для проформы, я отложила веер. Расстроенный вид удался мне с огромным трудом. Кевин довольно поглядывал на меня, так и подмывало заулыбаться в ответ.
— Благодарю, двэйн, — тихо и несколько запоздало откликнулась Эли, стыдливо опустив глаза.
За завтраком я чувствовала себя как на экзамене у Госпожи Этикет. Любое движение могло быть истолковано превратно. Правда, в отличие от нашей преподавательницы, Кевин не комментировал каждый промах. Промахи случились не от того, что я забыла правила поведения за столом, — меня отвлекали. Псина Витора.
Самого мастера я не видела и не ощущала, а вот его боль сидела рядом с моим стулом и менялась. Становилась то больше, то меньше. Исчезала и появлялась. Ее глаза светились ярче, тусклее.
Не знаю, что происходило в этот момент с Витором, но я пришла к однозначному выводу: собаку надо развоплощать.
Осталось придумать, как это сделать, не привлекая внимания ее хозяина. Когда Витор в тени, я его не вижу. Если вышел, то рядом со мной. Избавлять мастера теней от воплощенной эмоции у него же на глазах — глупость невероятная. Он не видит воплощенных эмоций, но он маг, а то, что я делаю, с большой натяжкой можно отнести к магии. Странной, едва заметной для других… магии, пусть будет так. Вдруг он засечет слабый всплеск чего-то непонятного? А тут я. И никаких вариантов. И на возмущение природного фона не спишешь. Именно поэтому я старалась уединиться с сестрой, прежде чем убирать ее эмоции. И не попадаться на глаза тем, кому незаметно помогаю.