Последние слова вырвались у Брусилова потому, что он вспомнил Иванова. Куропаткин же, как бы испуганный даже нетактичностью своего собеседника, который незаметно для себя несколько повысил голос, поспешно отошёл от него, вздёрнув плечи.
После завтрака совещание продолжалось ещё несколько часов, но вопрос о наступлении уже никем не поднимался больше, — он считался решённым как Алексеевым, так и царём, который зевал теперь совершенно неудержимо.
Совещание закончено было к обеденному часу. Обедали в той же царской столовой. Тут же после обеда главнокомандующие разъехались, едва успев проститься друг с другом и ни одним словом не обменявшись по поводу будущих совместных действий.
Единственное, что подметил Брусилов в лице царя, когда откланивался ему, было довольное выражение, что наконец-то скучнейшее совещание он кое-как высидел и теперь может уснуть.
Брусилов не знал, однако, что был человек, покушавшимся на это вполне законное предприятие монарха величавшем империи в мире. Человек этот был «состоящий при особе царя» Иванов.
Он вдруг обрёл дар речи, оставшись около царя, когда разошлись почти все другие. Он имел чрезвычайно взволнованный вид, и голос его дрожал, когда заговорил ом:
— Ваше величество, умоляю вас, верноподданнически умоляю вас, предотвратите!
— Что такое? Что с вами?.. Что я должен предотвратить? — изумлённо спрашивал его царь, совершенно не понимая, что творится с крёстным отцом его единственного сына.
— Предотвратите наступление, ваше величество! — выдавил горлом Иванов, так как его душили спазмы.— Брусилов — гнусный карьерист, — вот кто он, я давно его знаю... Он погубит все армии моего фронта!.. Он послужит причиной гибели и армий всего Западного фронта! Он всё дело обороны России погубит, ваше величество!
Иванов сделал такое движение, как будто хотел упасть на колени, и царь едва удержал его. Тем недовольнее он глядел на него сквозь узкие щели отяжелевших век и сказал наконец:
— Почему же там, на совещании, вы не заявили об этом? Ведь вас никто не лишал права выразить мнение... больше того: вы затем и были приглашены на совещание, чтобы высказаться по этому вопросу.
— Я не предполагал, ваше величество, я отказывал себе в мысли допустить, что подобное решение будет принято! — не совсем внятно от душивших его чувств проговорил Иванов, приложив обе руки к сердцу в знак доказательства полной правдивости своих слов, однако он рассчитал плохо.
Был ли причиной тому совершенно неподходящий момент, — ведь говорится, что сои милее родного брата, — или царём были приняты в уважение другие, гораздо более серьёзные причины, только он несколько брезгливо и даже в нос отозвался Иванову: