Так вот, семейная коллизия Кати заключалась в том, что ее ненаглядный и единственный супруг, как незаменимый помощник Главного охотника, непременно должен был уйти с вождями в дальний поход. И тут уж мало кого волновало, что Катина беременность вышла на финишную прямую, и роды могут случиться в любой момент. При этом, когда она сама просила Сергея-младшего остаться и никуда не ходить, тот только пожал плечами и спросил: «А чем я тебе могу помочь здесь, Катюха? Тут у тебя есть Марина Витальевна, Ляля и Лиза, так что без помощи ты не останешься. А мне надо идти. Ведь ты же хочешь и шубку, и сапожки, и все, все, все, что мы нашьем из тех шкур, которые собираемся добыть?» И ушел.
«А что Марина Витальевна? – с обидой и беспокойством думала девушка, кусая губы, – она сама вон на сносях ходит с огромным животом, будто дирижабль… Ей бы самой кто помог. И Ляля с Лизой тоже не в лучшем состоянии; то есть в лучшем, но ненамного, потому что обе залетели почти сразу после того, как вышли замуж – горячие, блин, детдомовские девки, подруги по несчастью. И мужья у них взрослые, солидные, не то что мой, пацан пацаном, а вид делает, будто крутее некуда. И на девок (другие жены Сергея-младшего) тоже нельзя положиться, ведь они все тут первобытные дикарки и ничего не понимают в настоящей жизни…»
Катя не воспринимала прочих своих собрачниц в равном качестве, как это получалось у Ляли с Лизой. Они у нее были на каком-то среднем положении, между назойливой помехой и бесплатной прислугой. Она считала, что Сергей Петрович чуть ли не насильно всучил их ее ненаглядному только для того, чтобы они рожали детей с законным статусом, и ужасно ревновала своего мужа к бедным девушкам. В основном предложения «дать в бубен» поступали от Сергея как раз по этому вопросу, и как раз в те моменты, когда Катя, как говорится, «заплывала за буйки». На самом деле Сергей-младший нежно и трепетно относился ко всем своим женам – и к Кате, и к светлым кроманьонкам-Ланям, и к темным полуафриканкам, имеющим бешеный южный темперамент.
И вот после полуночи, когда на календаре уже было шестнадцатое февраля, Катя неожиданно почувствовала, что отсрочек больше не будет. Схватки шли одна за другой, становясь все болезненней. Катя проклинала все на свете – и тот день, когда забеременела, и себя, и своего бесчувственного мужа, который бросил ее в такой момент ради своих мужских забав. То и дело она принималась голосить – и тогда сидящие у ее постели «сестрицы» примолкали в священном благоговении. Они-то относились ко всему этому гораздо проще, и не могли понять Катю. Они вообще не могли взять в толк, почему она так переживает из-за отсутствия мужа. Ему-то зачем присутствовать при родах, когда это исключительно женское таинство? В некоторых кланах муж не видел свою благоверную три дня после рождения ребенка, а в некоторых – и целую луну, потому что местные верили, что в этот период женщина должна очиститься перед новой встречей со своим мужчиной и укрепить свои силы.