- Откройте… Свои…
Сидоров приотворил дверь. В заимку вполз молодой киргиз, на спине у него лежал пограничник Владимир Охапкин, сброшенный бандитами в пропасть за кишлаком Сары-Бай. Охапкин упал в глубокий снег на дне пропасти, и это спасло его…
- Я видел, как басмач его кидал,- рассказал киргиз.- Мой комсомолец. Мой зовут Джурабаев Асылбек. Меня отец посылал. Я сын Сулеймана, чабана Сулеймана Джурабаева.
Охапкину перевязали раны, напоили его водой.
- Куприн попал в засаду…- едва слышно прошептал он.
В старой конюшне, куда втолкнули связанных по рукам и ногам пограничников, была темень, хоть глаз выколи.
На дверях звякнул замок, голоса басмачей удалились.
- Сомов, как ты? - шепотом позвал Куприн.
- Цел я, товарищ командир, черепок малость повредили.
- И я цел,- отозвался Багиров.
Повернувшись, Куприн почувствовал плечом что-то мягкое. Вскоре, освоившись в темноте, он разглядел неподвижно лежащего человека.
- Товарищ, товарищ, откуда ты?..
Человек пошевелился, но ничего не ответил.
После полудня двери растворились, с улицы ворвалось солнце, и, прищурившись от яркого света, Куприн увидел, что рядом лежит председатель кишлачного Совета Рехим-бай. Во рту у него торчал кляп.
В конюшню вошел человек с черной бородкой клинышком и отекшими веками; следом за ним два басмача втащили обессилевшего, окровавленного старика. Лицо старика было изуродовано, на губах пузырилась алая пена. Куприн вздрогнул: это же чабан Сулейман!..
Бросив чабана на пол, басмачи подошли к Куприну. Пнув его в бок, один из них сказал на ломаном русском языке:
- Твоя принимает веру Магомета? Мангитбаев честь предлагает.
- Думай, пожалуйста, до второго восхода солнца. Ничего не придумаешь - уши отрежем, нос отрежем, снова думаешь,- с издевкой добавил человек с отекшими веками.
Куприн промолчал.
Басмачи заткнули пленным рты вонючей свалявшейся бараньей шерстью и, громко пересмеиваясь, ушли. На дверях снова звякнул замок.
Минули день, вечер, холодная ночь. Наутро опять приходили басмачи. Сказав Куприну: «Долго думаешь, плохо будет!» - один из них рывком вытащил изо рта Куприна клок шерсти, поднес к губам пиалу, наполненную прозрачной водой. Куприн отвернулся.
- Ой, скажи пожалуйста, какой бай! - Басмач зло заткнул Куприну рот и протянул пиалу Сомову.
Сомов жадно прильнул к пиале, глотнул и тотчас выплюнул : вода была соленая. Басмачи захохотали, довольно хлопая себя по бокам.
Наступила вторая ночь. Куприн сознавал, что некому прийти им на выручку, и в бессильной ярости скрипел зубами. «Неужто так и погибнем здесь?.. Что сейчас на посту Сидорова? И на заставе? Может быть, на них уже напали басмачи?»