Ну то есть практически копия.
В голове у Тани мгновенно созрел хитрый план – и, хоть за него было немного стыдно перед собой, Клариссой и другими игуанами, отказать себе она не сумела.
Можно было раз и навсегда выяснить, имеет ее body-shame реальные основания или нет. Если Федя способен будет отпатриаршить эту бедняжку, то…
Таня из конспирации даже не додумала эту мысль до конца. Но все сомнения насчет себя можно было развеять за один опыт.
Она несколько дней ждала в засаде – и поволокла Федю прямо на филиппинку, как только та оказалась с ним рядом.
Сперва Таня промахнулась. Потом, прикинув, что расстояние между объектами совсем маленькое, перестала крутиться и перешла на колодезную ручку. И как эта ручка помогла!
Уже через пять минут все срослось.
Федя отработал по филиппинке два раза – первый раз по-миссионерски, второй по-собачьи. Это было важно: у девушки над попой выпирали такие же бамперы, как у нее самой. Значит, это не такая серьезная проблема, как кажется.
Таня поняла, что думает уже не как игуана, но решила простить себе и это. Потом она вспомнила Клариссу, и ей все-таки стало стыдно.
Из темноты перед ней появилось лицо Клэр.
– Игуана, все нормально. Ты оцениваешь свои шансы на победу – так и должно быть. Плохо лишь то, что ты по-прежнему причиняешь себе боль, стыдясь своего тела. Вернее, не ты сама, а этот филиал патриархии в твоей голове. Его очень трудно выжечь с корнем, я знаю…
– Ну да, – застонала Таня, – да. Я столько раз это понимала, столько раз…
Но Кларисса уже исчезла.
Стыд за свое тело прошел, и в душу вернулся покой. Таня дала себе слово, что никогда больше не будет так унижаться перед лицом космоса.
«Да разве важно, сколько баллов поставит мне какая-то хуемразь? – холодно думала она. – Важно совсем другое. Важно наклонить эту хуемразь так, чтобы она ставила баллы не мне, а себе… И для этого у меня есть крюк. Вот так думает и чувствует игуана. Но как непривычно быть свободной и сильной, как это странно… Даже страшно».
Теперь она крутилась каждую ночь, раскинув руки в стороны и шелестя по полу мягкими войлочными тапками. Федя становился все ближе – и у нее все же мелькали иногда испуганные мысли, что надо бы сходить в парикмахерскую или хотя бы побрить ноги. Ну подмышки-то точно… И згыын, наверно, тоже.
Но холодная гордость игуаны побеждала.
«Не дождешься, хуемразь. Не дождешься…»
Накручивать на себя веревку с каждым днем становилось все легче, и Таня уже не кричала «О!!! О!!!», как раньше, а пела «О-о-о-о! О-о-о! О-о-о-о? О-о-о-о?? О-о-о-о???», словно сама до конца не верила в приближающуюся победу.