Саядо улыбнулся.
– Что вы. Это только самое начало. Такое состояние является весьма грубым и неудовлетворительным. Оно подходит для начинающих, так как способствует очищению психики от сильных загрязнений. Мы можем продолжить завтра. А теперь, с вашего позволения, я хочу удалиться. Мне необходимо помедитировать.
Я понял, что этот монах с неподвижным лицом сейчас пойдет в свою каюту и окунется в такой кайф, о котором я, скорей всего, даже и не узнаю, что он вообще бывает. И меня охватила чернейшая зависть.
***
На следующий день саядо сообщил, что мы погрузимся во вторую джану, но перед этим пройдем через первую, потому что нетренированный ум способен переживать эти состояния исключительно в восходящей последовательности.
– Вы увидите несовершенство первой джаны и таким образом перейдете во вторую, – сказал он. – Вернее, это я увижу ее несовершенство, но для вас все будет выглядеть так, словно его замечаете вы.
Мне трудно было поверить, что в испытанном мною вчера переживании можно найти недостатки – это было как искать пятна на солнце. Но я уже ничему не удивлялся.
Чувствуя себя самым настоящим космонавтом, я надел свой шлем, и мы начали сеанс.
Сначала все развивалось как раньше. Склока у меня внутри стихла, и я завис в том же блаженстве, что в прошлый раз. Сперва это было так же восхитительно.
Но скоро я стал замечать, что у этого состояния действительно есть один недостаток. Оно было неустойчивым – ум как бы постепенно выскальзывал из него, и джану приходилось отыскивать вновь. В прошлый раз я сравнил это с доворотом велосипедного руля. Но вернее было сказать, что приходилось балансировать среди множества давлений и влияний, как бы стоя на канате над ветреной расщелиной, откуда било счастье.
И хоть никаких личных действий здесь не требовалось, в этом постоянном стремлении к безусильности заключалось своего рода тонкое усилие, которое было утомительным. Чтобы оказаться в нужном месте, надо было перестать этого хотеть. За счастье первой джаны приходилось бороться, постоянно напоминая себе, что борьба за него не нужна. В общем, трудно это объяснить, но умом все еще приходилось управлять, причем весьма хитрым образом.
И тогда я задумался – а почему бы не войти в это блаженство глубже? Так глубоко, чтобы не было нужно балансировать на его краю, постоянно устремляя к нему ум? И как только я увидел такую возможность, это немедленно произошло.
Блаженство осталось тем же самым, но теперь ему уже ничто не угрожало. Оно никуда не ускользало, за ним не надо было гнаться. Оно было надежным и вездесущим, его источник находился со всех сторон сразу – я словно отпустил наконец костыли, на которых приковылял в это дивное место. Можно было не держаться ни за что. Усилие больше не требовалось.