Мама устроила истерику, как выражалась Бабуль, когда кричали и не могли остановиться.
— Он меня мучил, ревновал к каждому столбу! Ты — предательница!
Бабуль тихомолком гладила Гелю по коленке под столом. Это означало, что отвечать не стоит. Но отвечать не стоило никогда, и Геля об этом прекрасно знала. Дальше пошло еще скучнее.
— Неблагодарная! — кричала мама. — Ты почему в бадминтон не играешь? Я его на последние деньги купила! А отец твой любимый алиментов не платит!
Про последние деньги говорилось чуть не каждый день, при этом покупались продукты и наряды для мамы. А что такое «алименты», Геля не знала, но теперь собиралась выяснить.
— Я не умею, — сказала Геля касательно бадминтона.
— А что ты умеешь? Двоечница! — кричала мама. — Будешь все лето математикой заниматься!
«Скоро лето!» — подумала Геля и стала вспоминать Туторовское, Брянский лес и деда в белой куртке, которую он называл каким-то яблочным словом «тужурка», и легкой шляпе в сеточку.
Когда истерика более-менее улеглась, Геля осторожно взяла чехол с бадминтоном и неслышно вышла во Двор. Она хотела спрятать его понадежнее, но не отыскала хорошего места.
— Чего это у тебя? — шустро подлез Колян Водищев.
— Так, — сказала Геля неопределенно.
В строгой иерархии Двора она уже заняла свое место. Двор говорил на том же языке, что и Туторовский, сильно переучиваться не пришлось. Процесс возрастал многоступенчато. Учитывались происхождение, родственные связи, степень неподчинения взрослым законам. Необходимым условием приобщения и последующего посвящения было отсутствие жадности. Но всякий, успевший произнести: «Сорок один — ем один», освобождался от повинности, заключавшейся в опережающей формуле: «Сорок восемь — половину просим». Варианты считалки про зайчика — любителя прогулок — тоже повторялись. Попав в больницу после роковой встречи с охотником, в одном случае зайчик совершал действия криминального характера («он стащил там рукавицу»), в другом выявлял признаки дистрофии («оказался он, как спица»). В общем, по части фольклора Геля не подкачала.
Делиться едой ей, не знавшей нехватки при дедовской запасливости, труда не составляло, книги никого особенно не интересовали, но хорошие истории и умение их складно излагать котировались высоко. И хотя Гелю из-за Бабуль и ее всем «вы» ранжировали по ведомству интеллигенции, присутствие во всех проказах и хулиганских выходках допускалось. А это было уже весьма немало!
Геля достойно проявила себя еще зимой, когда с обочинного сугроба, нашвырянного лопатой с жестяной насадкой при чистке асфальта, надо было попасть ледышкой в проходящую машину, и Гелин бросок угодил точно в лобовое стекло «москвича», мгновенно пошедшее трещинами, как замерзшая лужа, по которой ударили пяткой. Фокус состоял в том, чтобы успеть скатиться с сугроба и перекатиться под ворота. А там уж ищи-свищи и попробуй доказать. Водитель вбежал во Двор, когда группа вандалов мирно сидела на Гелином крыльце и голосами подпольщиков пела «Взвейтесь кострами».