И не разрубил!
Будто это был не клинок, а железная палка.
Впрочем, как железная палка он тоже проявил себя неплохо. Смял хрящ трахеи.
Такой удар тоже смертелен и убивает почти так же быстро, как вскрытое горло.
Но не в этом случае.
Берсерк смертельное повреждение проигнорировал. И снова долбанул меня щитом.
В последний раз.
В игру включился Трувор. И сплеча рубанул по подколенному сухожилию безумца. Не разрубил!
Но заставил пошатнуться и отвлек внимание от меня. И я этим воспользовался.
Сдвоенный удар в то же место: рану на плече. Сначала скользящий Вдоводелом, потом – размашистый, с доворотом, хлёст Слезой.
Зацепил самым кончиком, но дернуло так, будто долбанул топором по середине клинка. Еле удержал.
Зато результат – замечательный. Трицепс пропороло практически до кости.
Крови по-прежнему не было, но обычной физики никто не отменял. Может быть, волшебство и делает священного безумца твердым как корабельный киль, но с прорубленной мышцей мечом не помашешь.
Хотя безумец всё равно пытался. Рыкал на меня инфразвуком, взмахивал раненой конечностью, даже инстинктивно пытался компенсировать поражение разгибателя с помощью инерции. Но это уже было неэффективно. А тут еще и новая стрела угодила ему в надбровье и засела в кости.
Изо рта берсерка полезла пена. Он пошатнулся и удержался от падения только потому, что оперся на щит, а потом ноги его подогнулись, он ничком повалился на снег, и я увидел, что из его затылка торчит еще одна стрела.
И тут же вместо пены изо рта безумца хлынула кровь. И из его ран – тоже. Он забился в судорогах, но высшая сила его уже покинула. Теперь это была просто агония.
А через миг я увидел надвигающуюся на меня стену щитов.
С берсерком – всё, да, но собственно битву никто не отменял.
Впрочем, это был самый обычный смертельный бой, такой знакомый и радостный. Мне снова стало легко и весело. А летящие в меня наконечники копий плыли ко мне не спеша, как сонные блестящие рыбины.
Я просто поднырнул под них и ударил Слезой пониже пестрой стены щитов.
Стена эта тут же начала оседать, а я, распрямившись, прыгнул через нее, отбил по пути пару металлических рыбин, крутнул мечи, переходя на обратный хват, ударил вниз, коротко и неглубоко, только чтобы оттолкнуться, перелетел еще пару голов, еще в воздухе сыграл кистями, возвращаясь к прямому хвату, приземлился в низкую стойку и в длинном развороте снова ударил понизу, невозможно счастливый от того, что мой искристый мир снова стал моим и ничто не может остановить полет моих рук.
А затем строй, который я вскрыл, разошелся совсем, и в прорыве я увидел знакомые лица Труворовых гридней. А потом и самого Трувора, вернее, его мечи, которые взлетали и падали в двадцати шагах от меня, высекая красные брызги…