Скопление облупленных домов и флигелей XIX века в этакой промозглой рощице, вот что я запомнил от тех времён. И типажи, мастурбирующий безостановочно офицер-ракетчик (оказавшийся, я узнал это позднее, моим родственником), вдребезги сумасшедший рыжий татарин Булат (вижу его со вспоротой подушкой, перья прилипли к рыжему носу в веснушках), а ещё одним узником был врубелевский Демон. Сейчас, через 45 лет я прочно уверен в этом. С голым торсом и в густо-синих мусульманских шароварах сидит он на подушке в углу кровати.
Если я выглядывал в зарешечённое окно на свободу, то там, в сумраке под листвой не было города, но был мокрый лес, старые с зеленью стволы деревьев, иногда тени медбратьев, плетущихся с работы и на работу. И сидел Демон, красивый молодой брюнет, возможно, кавказец.
В пару к брюнету у нас был и красавец-блондин. Сельский парень Гришка. С формами греческого бога Аполлона. Народ там собрался значительный. Сорок пять лет спустя я гляжу на них с ласковым умилением.
Как все типы из горячечного прошлого, они, я уверен, не состарились и где-то всё так же проводят свои дни, но только там нет меня.
С творчеством Врубеля меня столкнула Анна Моисеевна Рубинштейн, мир её праху, уже 27 лет как она находится на том свете на центральном харьковском кладбище, вход с Пушкинской улицы, похоронили её в 1990-м в ногах у папы Моисея.
Анна имела дома монографию Врубеля, и поскольку я поселился в 1964-м у неё, то имел возможность в эту монографию вволю заглядывать. Визуальные образы Врубеля тогда украдкой загипнотизировали меня и через сетчатку глаз забрались в меня и стали там тихо паразитировать. Изменяя мои представления незаметным для меня образом. Живопись ведь — напускание гипнотического состояния на человека путём визуальных образов. Долгие годы Врубель разъедал меня.
В 2002-м и 2003-м в Саратовской центральной тюрьме мне встречались (их возили на суд, и нас, нацболов возили) двое калек на костылях. Фамилия обоих была Врубель. Судили их за запутанное криминальное кровавое дело. Сейчас уже не помню, в чём суть того их преступления была. Спрошенные мной, «а не родственники ли они художника Михаила Врубеля?», два раненых на костылях смущённо отвечали что-то вроде «да», но признались мне в своей одичалости. О дальнейшей судьбе их ничего мне не известно.
В 2012-м приехала по случаю успеха во Франции книги Эммануэля Каррера «Limonov», приехала в Москву съёмочная группа. Спросили, где бы я хотел, чтобы у меня взяли интервью, милое сердцу место. Я хотел было в метро или в промзоне осуществить интервью, но, подумав, остановился на Третьяковской галерее, где как раз открыли целый зал Врубеля. Там я увидел «Демона», даже, если не ошибаюсь, двух (один — «Демон сидящий») и убедился, какой роскошный мистический художник есть у России.