— Хорошая девушка, — похвалил проводник. — По наш узбекски — персик. Сладкий кишмиш.
— Да, хорошая, — нехотя ответил Сергей и, расстегнув воротник кителя, пошел в купе.
* * *
В Туркестане Сергея встретили с непонятным сочувствием. Начальник отдела кадров — лысый, располневший полковник, чем-то напоминающий доброго дядьку из пьесы «В степях Украины», надолго бегал куда-то, то к одному начальнику, то к другому, дважды разговаривал, как стало ясно из отрывочных фраз, с Москвой, озадаченно чесал затылок и под конец вернулся с папкой в руке, сердито кинул ее на стол.
— Шоб вам лишенько було! Вперлись як волы перед кручей.
— Что, товарищ полковник? — спросил уставший от ожидания Сергей.
— А то, хлопче, что жалко мне тебя. Думал я на замполита полка тебя сосватать. Все данные на то есть. Фронтовик. Академию окончил. Не стар… А они… шоб вы сказились. На роту тебя предложили. И что ты там натворил?
Сергей коротко рассказал. Полковник, выслушав, вздохнул:
— Чудеса в решете! Замутили бесы воду, да не в ту погоду.
14
Разные метели приходилось видеть Сергею: снежные — зимою, бумажные, когда немцы сыпали с самолета листовки, тополевого пуха — весною, а вот песчаную завируху — впервые.
С утра над захолустным городком держалась синева. Неподвижно дремали, вдыхая утреннюю влагу, деревья. Но вот небо посерело, нахмурилось, солнце заволокло густой дымкой, и оно начало быстро темнеть. С пустыни потянуло горьким жаром. Деревья закачались, тревожно зашумели, и вскоре на город со свистом и скрипом обрушилась песчаная буря. От сухого, раскаленного сыпуна не было спасения. Он пробивался сквозь ставни, стены, залетал в трубы печей, прошивал густые кроны тополей. За каких-нибудь полчаса на тротуарах, у заборов образовались пепельно-серые сугробы. В номере гостиницы, где остановился Сергей, все было запылено, присыпано песком.
Люди шли по улице, укутавшись в шали, платки, куски белого полотна. Те же, кто вышел без покрывал, либо были в очках, либо двигались, заслоняя локтем лицо.
Долго ждал Сергей, когда утихнет песчаная буря, да так и не дождался. Надвинул на глаза козырек фуражки, поднял, как на холодном ветру, воротник кителя и зашагал на окраину в военный городок, где теперь ему предстояло жить и работать.
Горячий песок хлестал в лицо, настырно лез в нос, в глаза, скрипел на зубах. Ноги вязли в наметах, подошва сапог скользила и ходьба напоминала какой-то нелепый бег на месте. Вчера от вокзала до гостиницы дошел за пятнадцать минут. Теперь же за это время не прошел и половины пути, а ветер все усиливался, все сильнее грохотал железными крышами, завывал в ушах.