Но Плахин не отступал. Обойдя один перрон, перешел на другой, что ближе к вокзалу, обогнул газетный киоск и вдруг круто повернул к забору.
У Решетько так и обмерло сердце. Там, под белой акацией, у забора стояла одна-единственная девчонка, быть может, та, которую и разыскивал Иван. Она была такая молоденькая, хрупкая, что ни о каком ответном ударе и думать было нечего. Босая, в белом ситцевом платье, с непокрытыми светлыми волосами, она походила издали на забытый кем-то снопик льна.
Плахин подошел к девчонке.
— Ты?
Девушка вздрогнула. Обветренные щеки ее заалели. Длинные лучи ресниц часто, как будто в глаза что-то попало, замигали, но вдруг остановились и застыли под вскинутыми бровями.
— Да. Я… Здравствуйте, Иван Фролович.
Плахин взял девушку за рукав.
— А ну-ка идем. Идем, говорю. Побеседуем «по душам».
Девушка подхватила с травы ботинки и, как пойманная с поличным, едва поспевая, покорно засеменила рядом с плечистым, багрово-налитым Плахиным.
— Разрешите спасать? — обратился к старшине перепуганный Решетько.
— Погоди, не спеши. Стань сюда и смотри. Надо будет — дам сигнал.
Старшина, Решетько и молодой солдат стали у входа в сквер, куда только что проследовал разгневанный Плахин. Из-за редкого куста запыленной сирени им было видно все.
Потрясая пудовыми кулаками, Плахин кричал. Желваки на его лице нервно ходили, глаза разъяренно горели.
— Как ты смела? Что за нахальство? Да я тебя расшибу!
Девушка, сжавшись в комочек, плакала. Худые плечи ее, прикрытые латаным ситцем, вздрагивали, руки прижимали запыленные ботинки к груди. Она силилась что-то сказать, но не могла. Слезы душили ее. А Плахин, войдя в гнев, все бушевал, требовал отчета и один раз даже тряхнул девчонку за плечи. Потом гнев его как-то сразу угас, голос стал тих и снисходителен. Он уже не кричал, не размахивал кулаками, а только хмурился и мягко укорял:
— Дурешка ты. Глупышка несмышленая. Да разве можно такие письма женатому писать?
Он взял из рук ее ботинки и по-хозяйски начал осматривать стертую подошву, сбитые до деревяшек каблуки.
Старшина кивнул солдатам.
— Пошли, ребята. Все в порядке. Смертоубийство не состоится.
9
Задали задачу солдату девчонкины ботинки. Остолбенело, тяжко склонив голову, стоял он с ними в руках, будто теперь был во всем виноват только он, Иван Плахин. И в том, что его земляки пообносились за четыре года, и что чумазые ребятишки шныряют под вагонами, собирая селедочные головы и хлебные корки, и что почернели, словно с горя, пристанционные дома, и вот что она, эта хрупкая девчонка, стоит босая, в трижды перелатанном платьишке.