— А сколько не жалко?
— Пять возьмешь?
— Семьсот. Новая. Еще не носил.
— Шесть с полтиной.
— Ну, шут с тобой.
Отдал перекупщик деньги, на мешок косит глаз.
— А еще? Нет ли чего ходовитенького?..
— Махорку возьмешь?
— Какая? «Смычка»? Аль «Красный партизан»?
— Типа «Смычки». Первый сорт.
— Сколь просишь?
Прикинул Плахин. Если папироска с рук стоит целковый, то за пачку не грех содрать с этого спекулянта и пятьдесят. Не обеднеет. Карман от денег распух.
Достал Иван четыре пачки. Нарочито для затравки поиграл ими в руках.
— Ну? Берешь? Иль нет?
— Э, давай. Где наше не пропадало, — крякнул с поддельной досадой спекулянт.
— Деньги на кон.
— Получай.
Слюнявя пальцы, отсчитал перекупщик деньги, сунул табак за пазуху и был таков.
Тошно на душе у Плахина. Так и хотелось мерзавцу в ухо дать. Но черт с ним. Свяжешься с грязью — сам в грязь попадешь. Главное сделано, деньги в кармане. Теперь-то девчонке босой не ходить. Сложил их все в кучу, зажал в кулаке, поскорее с базара.
У самых ворот девушка лет семнадцати — к нему.
— Дяденька, продайте!
— Что?
— Да туфли. Туфельки эти.
И только тут вспомнил Плахин про старые Леночкины туфли, которые с собой для примерки носил. Снял их с плеча, улыбнулся.
— Нет, не продам.
— A-а… Извините. — И пошла, обиженно сжав губы.
— Да погоди же, — окликнул Плахин. — Гордая какая. Я так их тебе отдам.
Сунул девушке сноски в руки, шагнул в толпу. «Будь ты проклята, война. Проклята тысячу раз!»
…Разморенная солнцем, Леночка спала. Голова ее склонилась на плечо, пышные волосы сползли на спинку лавки, на белой обнаженной шее чернела ниточка каких-то неказистых бус. Маленькие налитые груди вздымались ровно и спокойно.
Плахин сел рядом, поставил у ног девушки коробку, снял фуражку, расстегнул воротник гимнастерки и откинулся на спинку лавки. Как легко на душе! Куда девались злость, досада, бешеная ревность. Отчего-то стали светлее дома, зеленей деревья, улыбчивее люди… Не от того ли, что минула гроза и погоже засинело небо? А может, сегодня всем… всем в Рязани вот так же чертовски хорошо!
Леночка, вздрогнув, проснулась.
— Ой, я, кажется, уснула! Простите меня.
— За что же? Вы столько прошли… устали…
— Да, немножко. Я сегодня встала… в три утра.
— А почему так рано?
Она вздохнула:
— Так… Не спалось просто.
Отчего-то по-мальчишески робея, смущаясь и торопясь, Плахин раскрыл коробку и протянул девчонке новенькие туфли.
— Вот, возьми. Подарок от меня.
— Ой, за что же?!
— После разберемся. Обувай.
Довольная, смущенная нежданным дорогим подарком, Лена надела туфельки, прошлась в них по дорожке и, вернувшись, глянула на Плахина благодарными глазами.