— Да, была у Антона хозяйка. Но здесь что-то не вяжется. Получается, что жил без нее два года? Хотя всякое может быть: сослали, жили в ссылке, затем оправдали, он поехал посмотреть, стоит ли домой возвращаться, а она там от него вестей ждала. Но все же, наверное, обозналась ты, Катенька.
— И я говорю, наверное, обозналась.
Не спеша разместились на телеге. Женщины и Света сели сзади. Ефим пристроился впереди, посадил на колени Петьку, сказал:
— Нокать, внучок, будешь.
— А хворостинка? — спросил тот.
— Хворостинки не надо. Тихо поедем. Вечереет. В колее корни переплелись, узлов не счесть. Не надо, чтобы Буланчик ноги поранил.
— Но, но! — крикнул Петька.
Конь легко тронулся, колеса громко застучали по сухим корням.
Молчали. Все думали об одном: неужто Катя видела Иосифа? Если его, значит, жив! А это круто меняет жизнь сельчан.
— Вот что, девчата, — вдруг сказал Ефим. — Не я буду, если не узнаю, Антон это или Иосиф. Вы мне будто факел в душу бросили. Все пылает, спасу нет. Об Антоне подумаю — не становится легче. Хотя, вряд ли это он — еще никто из тех, кого раскулачивали и кого я знаю, назад не вернулся. Не слышно пока, чтобы их простили.
— Успокойся, дядя Ефим, — сказала Надя. — Волнуйся — не волнуйся, ничего не изменишь. Нам тоже не по себе: он — не он. Мы не хотели, чтобы ты расстраивался. Что, нужно было молчать?
— Нет, правильно сделали, что сказали, — глухо проговорил старик. — Догадка одна у меня возникла насчет Иосифа. Я когда-то ему о Кошаре рассказывал. Намного раньше, чем вам. В коллективизацию, тогда мы с ним дружили.
Он умолк, задумался, что-то вспоминал.
— Вон оно что, — сказала Надежда. — Может быть...
— Нет, кажется, я не говорил ему, как звали хозяина хутора. Тогда Иосифу было не важно, как зовут человека, которому нужно помочь. И мне тоже. Тревожило и меня, и его, что многодетную семью сняли с места, лишили крова да за ее труды вона куда погнали — на край света. Мы уже знали, куда гонят раскулаченных — в гиблые края... А может, и говорил, ведь Антон близок мне был. И детишек его я знал. И хозяйку. Словом, мне обязательно надо добраться в Кошару.
— Ну да, доберешься ты. Как? Один? Кто туда с тобой пойдет? Мужики заняты — и сенокос, и стройка. Нет, одного мы тебя не пустим, дядь Ефим, — сказала Надя. — Потерпи малость, осенью вольней будет. Да и захотят ли мужчины об Иосифе слышать...
— Пустим, не пустим, пока помолчите, — раздраженно сказал старик. — Захотят ли? Я — хочу! Конечно, надобно все хорошенько обдумать, прежде чем пойти туда. Дело непростое, но и медлить нельзя. Мало ли что может быть. Вишь, подаяния просит. Кто? Иосиф? Антон? Кто бы ни был — неспроста просит. — И вдруг, обращаясь к Петьке, добавил: — Нокай, внучок, нокай!..