Периферия, соглашается гуру-прошлый. Жалких искусственных каналов бункера хватает лишь на миг, но йогин направляет избыток энергии туда, сжигая нервы обезумевшей техники, и это дает шанс всем троим.
Пульс выравнивается, звучит мощно, ритмично.
– Взлет!
– Оm·kār ādināthāya namah․…
Пауза между здесь и там. Между твердью и космосом, материей и волной.
* * *
– Шри Сандерсон, вы – венец эволюции вашей расы. Я опрометчиво полагал, что триумф Ларгитаса – какой-нибудь супердвигатель. Нет, технологии – майя, иллюзия. Ваш путь отказа от внутреннего энергоресурса приводит к появлению телепатов.
– Готов ответить вам тем же, Вьяса-джи. Вы – венец эволюции вашей расы. Я опрометчиво полагал, что ваш триумф – зарядить какой-нибудь супераккумулятор. Нет, чепуха. Ваш путь – способность накрыть своей аурой любую энергосистему, слиться с ней воедино. Убежден, что у гематров или вехденов тоже найдутся мастера, подобные вам.
– Вы правы, шри Сандерсон. И все-таки мы оба ошибаемся.
– В чем?
– Венец эволюции – антис. А мы с вами только взбираемся на эту вершину по разным склонам.
– Почему не взобрались? Разве мы не на вершине?!
– Вы искуситель. Вы дразните меня мечтой.
– Антическая инициация. Первая смерть, второе рождение. Что, если Натху нас инициировал? Даже не сам Натху, а его взлет?! Тесная связь разумов, общность энергетической оболочки, ваше искусство распределения, мой талант сопереживания…
– Я всю жизнь мечтал стать антисом. Знаете, что я чувствую сейчас?
– Что?
– Я боюсь.
– Я тоже. Мы пережили фактическую смерть наших тел. Неудивительно, что мозг заблокировал этот стресс. Юных антисов тоже трясет от одной мысли о повторном взлете.
– Да, смерть. И воскрешение в волне.
– Вьяса-джи, но если мы движемся в одном направлении… Мы, техноложцы и энергеты. Неужели на вершине мы утратим различия? Станем антисами? А может, просто людьми?! Такими, какими нас задумала природа?
– Искуситель – знаток дхармы? Попроси вы у меня серьги – и я бы вам не отказал.
– Какие серьги?!
– Не важно. Я бы отдал вам лучшее из того, что имею.
VI
– Бежим!
Гром? Нет, это Натху кричит.
– Папа, за мной!
Вопль сына выдернул Гюнтера из чужой памяти – прямиком в ад.
Оазис на глазах превращался в кровавый водоворот. Вода в реке, тростник, кактусы, земля и трава – все сделалось зыбким, пришло в движение. Просело, закручиваясь против часовой стрелки, проваливаясь в тартарары. Вращение, поначалу медленное, с каждой секундой ускорялось. В центре оазиса образовалась воронка, в нее ухнул замешкавшийся криптид. Беспомощно извиваясь, мелькнули щупальца, и жадная пасть поглотила беднягу.