. В чем же тут дело? Как объяснить эту кажущуюся противоречивость?
Видимо, в данном случае увеличение частоты и общего времени контактов японцев с внешней средой нельзя безоговорочно связывать с их тягой к подобным контактам. Все дело в том, что в современных условиях при наличии во многих семьях телефонов и автомашин, с развитием средств общественного транспорта контакты японцев с внешней социальной средой значительно облегчились. Это позволяет людям общаться друг с другом даже тогда, когда в этом нет острой душевной потребности[584].
Усиление интенсивности внесемейного общения на фоне все большего распространения среди обывателей эгоцентристских настроений типа «мой дом превыше всего» наталкивает исследователя на вывод, что падение интереса японцев к общению с внешней социальной средой проявляется не в количественном сокращении внесемейных связей, а в качественном содержании этих связей: им становятся присущи иные движущие стимулы, иная эмоциональная окраска. Все в большей мере в них начинают просвечивать деляческая расчетливость, душевная вялость и черствый формализм. И в этом отношении семейная жизнь японцев становится постепенно похожей на семейную жизнь американцев, где дух откровенного обывательского равнодушия к «посторонним», воинствующего индивидуализма и семейного эгоизма беззастенчиво пронизывает все сферы человеческих отношений.
Особенности связей японских семей с родственниками
Исстари особенность родственных связей японцев, дающая о себе знать и в наши дни, состояла в том, что связи эти определялись двойными узами родства — двойной системой родственной принадлежности. Во-первых, каждому «обыкновенному» японцу следовало принадлежать к своему дому — «иэ», который, как известно, представлял собой большую клановую семью, включавшую, наряду с супругами и их несовершеннолетними детьми, родственников мужа: его родителей, неженатых братьев и незамужних сестер. Во-вторых, одновременно вместе со своими семьями «обыкновенные» японцы принадлежали еще и к более широкой родственной организации — «додзоку», объединявшей несколько клановых семей, имеющих общую фамильную родословную, иначе говоря, одного общего предка по мужской линии, чья фамилия была унаследована главами всех указанных семей[585]. Стержнем этой федерации родственников являлась «главная семья» (хонкэ), т. е. дом первооснователя данной фамилии, наследовавшийся его прямыми преемниками — старшим сыном, старшим внуком и т. д., а ее периферию составляли «боковые семьи» (бункэ), отпочковавшиеся некогда от дома первооснователя и возглавленные его младшими сыновьями, а затем уже их внуками, правнуками и т. д. При этом связи «главной семьи» с «боковыми» строились не на равных началах, а на основе главенства первой над всеми остальными. Положение каждой из семей в рамках «додзоку» жестко определялось неписанным кодексом моральных и этических норм поведения и обязательств