— Уезжаю я, Валентин… Вспоминать-то будешь?
— А как же! — От неожиданности Валька не сразу нашелся, что сказать. — А что случилось-то?
— Отзывают… Ну и черт с ними. — Он помолчал, глядя в замерзшее окно, потом добавил с ожесточением: — Работу я им, видите ли, сорвал! А с кем тут работать? Прислали всякий сброд… Один Фролов чего стоит, горлодер… А ты как, остаешься?
Таюрский от души сочувствовал Сергею Николаевичу, но так вот сразу взять и уволиться? Работа ему нравилась, она была живой и интересной. Да и Варя….
— Пустяки! — Сергей Николаевич махнул рукой — Причем тут Варя? Ну, объяснишь ей как-нибудь. Надоело, дескать, или еще что. Ну, платят мало, что ли. Но Валька колебался, и Ромин потерял терпение.
— Ну, ладно. Не хотел я говорить, да видно придется.
Оказывается, Кешка Золотухин начал что-то подозревать и совсем недавно ходил по деревне, опрашивая людей, с которыми были заключены написанные Валькой липовые договоры…
— Понял теперь? — Ромин понизил голос. — Мне-то что, я о тебе забочусь. А так — уйдешь, и концы в воду.
Нет, рассказать Варе про этот разговор Валька не мог. Да и зачем? Она все равно ничего бы не поняла, только напугалась. Валька и сейчас помнил, как изменилось и без того бледное варино лицо, когда он сказал ей про меха. А что меха? Так, пустяки. С договорами-то было похлеще. Поначалу он никак не соглашался писать эту липу. И не потому, что боялся, просто ему было не по себе. Он мог свалить сохатого не в сезон, бросить в реку самодельную гранату и потом ждать, пока стерлядь или таймень, оглушенные взрывом, всплывут кверху брюхом. Это было ему привычно, хотя и запрещалось. Но подделать договор и положить деньги себе в карман? Это было еще хуже, чем вынуть добычу из чужого капкана. Но Сергей Николаевич очень просил, и в конце концов Валька сдался. Чего не сделаешь для друга?
…Он накричал тогда на Варю, чтобы отвязалась, и даже бросил на пол тарелку, которая разлетелась на мелкие кусочки. А Варя только испуганно на него смотрела, прижав к груди руки, и старалась не заплакать.
И это окончательно вывело его из равновесия. Уж лучше бы она его обругала, что ли… Валька и сам теперь не понимал, почему он ее ударил. То ли со злости на себя самого и неудачную свою жизнь, то ли с досады на Ромина, а может быть, просто потому, что ему нечего было ей ответить?..
Ему стало холодно, разгоряченное тело охватывал озноб, и Валька неохотно повернул обратно. Он шел, стараясь попадать в торопливые свои следы, темнеющие на. глубоком снегу, и все думал, думал…
Он проходил как раз по тому месту, где охотник наткнулся на Варю, замерзшую и засыпанную снегом, и ему вдруг подумалось, что она ушла от него не только потому, что он тогда сгоряча ее ударил. Он обещал ей бросить пить, начать нормально работать, а на деле все больше запутывался в этих роминских делах, и Варя поняла, что он конченный человек и никогда уже не будет таким, как все честные люди. Вот и следователь тоже понял это сразу. А Ромин? Что, если тот как раз поэтому и начал так усиленно набиваться к Вальке в друзья?