Конечно же, тебя предупредили, что каррарский мрамор предназначен для ванных комнат
в отеле, богатых семей, которые предпочитают ресторанную еду на вынос, и, по всей
видимости, еще и для спортсменов с бóльшим количеством денег, чем здравого смысла,льшим количеством денег, чем здравого смысла,
чтобы понимать, что этот материал такой же пористый как морская губка.
— Меня не предупредили, но теперь я осведомлен, — я откупорил вино и отставил
его, чтобы вздохнуть, раздраженный тем, что мой дизайнер интерьера не предупредил
меня, как легко мрамор мог окраситься.
Когда я повернулся, Гвен устроилась на табурете, локтями уперевшись в
столешницу, ее подбородок устроился на ладошках. Уголок ее рта был загнут вверх, и у
нее на лице было забавное выражение, такое, которое я не видел со времен старшей
37
школы, но сразу же вспомнил. То самое, которое говорило: «Сладкая булочка — ты
идиот». То, которое по прошествии времени, по-прежнему било меня туда, где я меньше
всего ожидал. Если кривоватая улыбочка могла оглушать, то я мог бы только
догадываться, какое воздействие могла оказать такая редкая настоящая улыбка от Гвен.
— Что? — спросил я, когда начал укладывать ингредиенты в мамину проверенную
временем кастрюлю для запекания.
— Ничего. Просто любопытно, когда ты начнешь пресмыкаться. В конце концов,
этот ужин должен означать извинение. Или он должен стать для тебя уроком того, как
работает ресторан? Я не успеваю проследить за поводом этой встречи, потому что ты так
часто меняешь свое мнение о том, почему я здесь, — сказала она, ее брови приподнялись,
пока она наблюдала за моей работой. Это должно быть, неизведанная для нее территория,
когда она сидит на скамье запасных, а кто-то готовит для нее ужин.
— Я не пресмыкаюсь. То, что ты получишь, — это домашняя пища. Как я и обещал.
Потом мы поговорим о бизнесе, — сказал я, хотя у меня не было ни малейшего желания
воплощать последнее. Я пригласил ее, потому что хотел познакомиться с той более зрелой
и более привлекательной версией сестры моего лучшего друга. Узнать ее настоящую,
взрослую, если она, наконец, согласится открыться мне с той стороны, с которой не
открывалась ранее в детстве, поделиться небольшой частичкой своей жизни до того, как
она вернулась домой.
Я закончил с укладкой лазаньи, накрыл блюдо фольгой и засунул ее в духовку. Взял
два бокала без ножек, наполнил их вином для нас обоих и один отдал ей.
— Ты обычно так ведешь дела? — спросила она, указывая на зажженные свечи,