Тот только пожал плечами:
– Не знаю. Думаю, несколько слов могу угадать. Знаю, что я – «Урум», а ты – «Муркса»…
– Мркса, – поправил его Мурчаль.
– «Лок» – это Клок, – добавил Клок.
– И все мы – его «дрррзя». То есть, друзья. Но, кроме этого… нет, ничего не понимаю.
Но Мурчаль только покачал головой и еще три, а то и четыре раза повторил:
– Нк мгррррл, нк мгррррл…
Его живот громко заурчал, словно подчеркивая жалобу.
«Когда же мы в последний раз ели? – подумал Арам. – Дня три тому назад?»
За эти три дня им довелось потратить немало сил: вынужденный марш, гладиаторский бой, дерзкий побег… Казалось бы, он должен быть потрясен до глубины души. До полного отчаянья. Но – странное дело! – сейчас Араму было так легко, как не бывало уже много недель, может, даже месяцев. Как бы ни ныло в животе, душа его была спокойна. Да, они голодны, за ними гонятся. Но враг был далеко и, благодаря тому, что Арам с друзьями сбежали по воздуху, верхом на самой настоящей виверне, имел лишь самое смутное представление, в какую сторону направились беглецы, и никак не мог напасть на их след. Потому-то Арам и смог ненадолго расслабиться в компании друзей, под умиротворяющим лунным светом.
Он завершил рисунок, поставив в уголке слегка приукрашенную завитушками подпись, и спрятал карандаш в карман рубашки. Макаса смерила его сердитым взглядом – о, как знаком был этот взгляд!
– Разве ты не хочешь посмотреть? – спросил он.
Клок с Мурчалем едва не опрокинули друг друга, спеша увидеть последнее творение Арама.
– Мммм мрррггк, – проворковал Мурчаль.
Со слов Талисса Арам знал: это значит «добрая магия».
Клок решительно кивнул и присоединился к похвалам Мурчаля.
– Добрая магия, – уверенно подтвердил он.
Для мурлока и гнолла «добрая магия» Арамова блокнота была отнюдь не метафорой. Для них в том, как Арам, орудуя карандашом, переносит на бумагу людей и окрестные виды, действительно было что-то волшебное. Даже если бы на ладони Арама вдруг появились из ниоткуда настоящие ягоды ветроцвета, это вряд ли впечатлило бы их сильнее.
Что до самого Арама – ему просто нравилось рисовать и понимать, что это удается ему очень и очень неплохо. Отчим счел его настолько талантливым, что, не пожалев недельного заработка, купил пасынку в подарок к двенадцатому дню рождения переплетенный в кожу блокнот, и этим блокнотом Арам дорожил больше всего на свете. По крайней мере, до тех пор, пока не получил от отца компас, а от Талисса – желудь.
Но сейчас Араму не хотелось думать ни о компасах, ни о желудях. Хотелось, чтобы Макасе захотелось взглянуть на свой портрет. Но она даже не сдвинулась с места. И даже сделалось ясно, не ответила на вопрос, хочет ли она взглянуть на рисунок.