Пока жил «гость» дома, окна в хате и день и ночь были завешены, калитка заперта на крюк и ворота наглухо завязаны веревкой. Люди обходили эту хату, как тюрьму, как самое грязное, проклятое место. Отец того выродка и сейчас еще не может смотреть людям в глаза.
Эта мысль больно ранила душу. «Неужто и Алеся те же стежки привели сюда, неужто сбился сын с пути?.. Нет, не может быть. Если так, то лучше уж в этот омут головой…»
Незадолго до рассвета Грысь оттащил лодку в кусты, прикрыл ее зелеными ветками, папоротником, а сам направился домой. Хотелось скорее увидеть сына, поговорить с ним, а если что, так и прямо спросить, Поглядеть в эти прищуренные глаза, взять за чуприну, как брал когда-то маленького, и спросить сурово, беспощадно. Он должен сказать отцу правду… А не скажет - пусть не считает себя сыном, проклятие ему вечное…
В хате на выступе печи коптила лампа. Сын, раздетый, в синей суконной гимнастерке, перетянутой широким желтым ремнем, сидел на кровати, склонившись на спинку, и, подложив руку под голову, дремал. Темно-русые, давно не стриженные волосы падали космами на левый висок. Автоматчик сидел на скамье у стола. Он тоже снял дождевик, но автомат держал при себе и не спал. Г рысь, заметив предостерегающие жесты жены, тихо прикрыл за собой дверь, бесшумно разделся, вытащил из-за пояса топор и не швырнул его, как обычно, под лавку, а, взяв за конец топорища, осторожно сунул под печь. То, что он увидел сына хотя и не в военной, но в добротной одежде, немного успокоило его, однако, глянув на жену, уловил на ее лице едва заметную тень той же самой глубокой тревоги. Он понимал, что она давно ждала его, что ей не терпелось хоть парой слов переброситься с ним о сыне, но умышленно не начинал разговора.
- Ужинали?-полушепотом спросил он и показал глазами на сына и на автоматчика. Потом вытер рушником бороду и, пригладив ладонями волосы на голове, подошел к лавке, на которой сидела жена, присел рядом и, не глядя на нее, стал задавать короткие, как бы только намекающие на суть дела вопросы:
- Куда?
Грысиха, боясь, что ее, не дослушав, прервут новым вопросом, беглым шепотом торопилась сказать, что она ничего об этом не знает, что люди изголодались в дороге и она первым делом позаботилась о том, чтобы их накормить, а куда они держат путь, так и не спросила.
Грысь продолжал:
- Откуда?
Однако и этого жена не знала.
- Я у тебя спросить хотела, - сказала наконец она.
Тогда Грысь решил поговорить с автоматчиком. Он подошел к столу, сел напротив гостя, посмотрел на него, кашлянул, но снова обратился к жене: