Чем они заняты? Должно быть, задерживают Прокса, чтобы Хатин успела претворить в жизнь новый план. План, которого у нее не было.
* * *
Минхард Прокс даже не заметил, как к нему, мягко ступая, подошла плосколицая девочка с искусанными губами. Он и без того потел под взглядами двух женщин.
– Верну я вашу лодку. – Оказавшись в меньшинстве, он перешел с просторечи на язык знати. Надеялся, что благородное звучание этого языка, возвысит его в их глазах. – Мне нужно лишь выйти на ней в море, для проверки. Вы понимаете? Я буду говорить для вашей госпожи Скиталицы, и меня никто не должен слышать.
Пока он говорил, обе женщины кивали и улыбались, но стоило Проксу закончить объяснения, как они разразились потоком возражений на просторечи:
– …буря-подъем, милорд, течение лодка риф-неси…
– …риф-зуб пронзи борт лодка…
– Вы это видите? – Он свирепо потряс зажатой в кулаке веревкой, и в лица женщинам полетели брызги воды. – Это чал. Я привяжу его конец к камню. К тому вон камню. Лодка никуда не денется, все будет замечательно. – Он понимал, что грубит, но раздражение и предшествующая буре душная жара давили так сильно, что на извинения просто не было сил.
Молодая женщина начала объяснять ему, что море будет шуметь слишком громко и его никто не расслышит…
– В том-то и дело! – не выдержал Прокс. – Так никто с берега не расслышит моих слов, вы понимаете? Никто не сможет мошенничать на проверке. – Последнюю фразу он произнес резко. В душе у него вновь вскипели едкие пузырьки подозрения.
Рассказать Скейну о том, что поклажа какое-то время находилась без присмотра, Прокс не решился. Он убедил себя, что это неважно, что местные не рискнут сунуться в кишащие забвенчиками земли или что они вообще не сумеют поймать эпиорниса. Однако сейчас, когда ему живо стали препятствовать мать и старшая сестра Арилоу, он снова чувствовал, будто угодил в игру, где соперников слишком много.
– Нет, благодарю! – Тонкие пальчики попытались перехватить у него веревку. Прокс отстранился и нагнулся, чтобы завязать узел, и услышал, как два – нет, три – голоса слились в единый серебристый ручеек. Он ощутил дуновение ветерка, когда женщины ушли.
Тогда он вплотную занялся веревкой, остервенело завязывая конец узлом. Как только он закончил, ему на руку легла нежная детская ладошка. Рядом стояла девочка и протягивала ему крупную орнаментированную ракушку, гребешки которой переливались бирюзой.
«Интересно, они хоть на минуту забывают о торговле?»
– Нет, благодарю, – сказал Прокс твердо, но не грубо и остался собой доволен.
Опустив раковину, девочка подождала немного, а потом нагнулась к каноэ и поместила раковину в клин на корме.