- Ничего себе кукуруза… - нехотя отвечает Митрич.
А человеку хочется поговорить.
- Ты откудова будешь, девочка? - спрашивает он у Ляли. - Что-то я тебя не припомню.
- С под Ленинграда, Сущёвой внука, - запыхавшись, отвечает Света.
Ей всё ещё кажется, что он может раздумать. Скажет: «Осаживай, конюх! Чего сидишь, детвора? Хватит! Тикайте обратно…»
- Так, так… Сущёва, значит? Константина, что ли, дочка?
- Константиновна, - отвечает Ляля.
- Да что ж ты мне сразу-то не сказала? Эх ты, Константиновна! - говорит человек и вдруг улыбается. - С наших мест паренёк. В капитаны, конечно, вышел. А вместе играли. Кубанец, да…
Он опять задумывается. Тут Света совсем успокаивается. Она вытягивает затёкшие ноги и удобно ложится в телеге.
А телега то вздрагивает на ухабах, то мяг-го катится по пыльной дороге. Она едет к самому винограднику. Едет мимо железнодорожной станции и платформы с низкой дощатой крышей. Едет мимо узкой будочки привокзального сторожа, мимо кустов и кустиков, мимо стоящих шпалеркой у самой дороги маслин. Она едет мимо цветочных полей и одинокого камышового дома, похожего на будочку. Тут живёт старичок - полевой сторож. Вот он и сам стоит у заросшей цветами канавки и глядит на них из-под полей своей островерхой лохматой шляпы. Поля шляпы повисают точь в точь так же, как и крыша его домика.
Вот на краю дороги серый колодец.
…И вдруг Ляля видит, что рядом с колодцем лежит пустырь. Над чёрной землёй торчит чёрный остов большого дома. Как чёрные руки, висят под крышей облупившиеся шершавые балки. Робко чернеет дом средь зелёных полей и словно не радуется теплу.
- Отчего этот дом сгорел? - говорит Ляля.
- Как отчего? Твоя бабка пожгла! - отвечает Люда, жуя травинку, и одобрительно смотрит на обгорелый дом. - Твоя бабка - ого!…
«Но это же очень плохо - поджигать дома», - хочет сказать Ляля и не решается. Она понимает по людиному «ого!», что здесь поджигать дома считается отчего-то очень хорошим.
Издалека виднеется жёлтая касмышовая крыша. Какая-то ползучая зелень обвила её до самых труб. Митрич правит прямо в ту сторону и вдруг круто осаживает лошадей. Телега, дёрнувшись, останавливается.
- Приехали, - говорит Митрич. - Вылезайте!
Как томно ногам после долгой езды! Что-то тягучее, колкое, щекоча, бежит отпяток к затылку. В ушах гудит. Всё хочется ехать, ехать и ехать.
- Приехал! - кричат из дома с большой камышовой крышей. - Бухгалтер приехал!
Из дома сейчас же выходит какой-то старик. Он одет в синий китель, как лялин папа, и чёрные узкие брюки. На руке у него колечко.
- Эх, Лукич, Лукич! - укоризненно говорит бухгалтер и причмокивает губами. - Эх!… Срываешь, старик, доставку. Почему не поставил в «Рыбкооп» виноград?…