Зато Джесс удалось сбежать. Она не вернется в квартиру над «Слоном и ладьей», которую делила с Доджем. Она больше не будет терпеть приступы похоти, которые обуревали Доджа после того, как он целый вечер, накачиваясь пивом, пялился на Джесс, им же и наряженную как шлюха, поющую в пабе. Ни нынче вечером, ни завтра, никогда больше она не будет ублажать Доджа. А первым делом, как только заживет нога, Джесс пойдет в секонд-хенд и купит себе приличную одежду. Приличную и теплую. Такую, которая закрывает тело, а не выставляет его напоказ, точно в витрине магазина сниженных цен – мол, налетай, подешевело.
Вся дрожа, она легла навзничь, ногу закинула на спинку дивана, обложилась подушками, которые пропахли сигаретным дымом. Интересно, где сейчас Додж? Бросил поиски, вернулся в квартиру, сидит и ждет, уверенный, что Джесс рано или поздно сама приползет на брюхе? Потому что она в нем нуждается, как он ей внушал; нуждается в его связях, в его умении договариваться и в его деньгах. Потому что без него она кто? Никто. Провинциалка с северным выговором. Что же до голоса, таким обладают тысячи начинающих певичек. И если бы не он, Додж, этот голос вообще бы никто никогда не услышал.
Она стянула с диванной спинки покрывало, закуталась. Тело отяжелело. Внезапно Джесс поняла, что ей совершенно все равно, где Додж. В первый раз за полгода его планы, ощущения и потребности не имели к ней никакого отношения.
Незнакомый дом поглотил ее, заворожил безмолвием. Город шумел где-то далеко-далеко, звуки моторов с мокрых улиц умалились до едва слышных вздохов, стали походить на шорох океанских волн. Джесс смотрела на тени, смотрела – и вдруг начала напевать почти шепотом, чтобы не спугнуть тишину. Мелодия была не из тех, что она совсем недавно исполняла в пабе; мелодия была из прошлого. Колыбельная, которой бабуля убаюкивала маленькую Джесс. Слова позабылись, зато ноты гладили Джесс, как, бывало, бабуля гладила – по спине, по голове, – и скоро Джесс уже не чувствовала себя такой одинокой.
Когда она проснулась, сквозь тонкие шторы проникал свет; кусок неба, видный в проеме, был словно обесцвечен отбеливателем. Джесс повернулась на диване и чуть не вскрикнула. Казалось, некто только и ждал, чтобы она сделала хоть какое-то движение, и, дождавшись, саданул по ноге кузнечным молотом. Джесс замерла, стала, в свою очередь, ждать, пока схлынет волна боли.
За стеной слышались шумы: интервью по радио сменилось музыкой, на соседнем крыльце раздался топот. Джесс села; стиснув зубы, опустила ногу на пол. В промозглой ванной, взгромоздившись на ледяной унитаз, стащила изорванные колготки и осмотрела лодыжку. Не узнала ее: лодыжка отекла и посинела под слоем вчерашней грязи.