«Не ходи туда», – вдруг испугалась мать и замолчала на полуслове. Но он ей больше не подчинялся. Подергав окна веранды, Настя отыскала одно незапертое и забралась внутрь. Дан, выждав немного, решил было последовать за ней, но вдруг увидел тень, метнувшуюся к веранде.
Петра Рудавина он узнал сразу. Несмотря на то что тот двигался быстро и ловко и лицо его разглядеть было невозможно. Настя, девчонка, Петр и те, кто жил в доме, – это был уже совершенно другой расклад, и Дан задумался. Его шансы возрастали троекратно, если удастся устранить Петра, а потом убедить Настю в том, что Рудавин – именно тот человек, который преследовал ее долгое время. Но его смущало то, что Рудавин, который на протяжении двух последних недель шагу не делал без телохранителей, приехал сюда один и сам (!) полез в окно. Что-то не сходилось!
Вероятность того, что телохранители находились в доме, отпадала. Рудавин вошел бы в дом через дверь и не оглядывался бы при этом. На всякий случай Дан сделал большой крюк, обогнув не только участок с домом, но и прилегающую территорию. Обнаружил машину Петра, но в ней никого не было. Неужели Рудавин приехал сюда один? И не пришла ли к нему Настя по доброй воле? И не решили ли они все обойтись без него в этой игре? Не выйдет, поздно. Он уже здесь, и все козыри у него на руках. Потому что он будет последним, кто войдет в этот дом. Посмотрим…
Так рассуждал Дан уже у самого дома, затаившись в непролазных зарослях малины, вымахавшей высотой с человеческий рост. И в этот момент он отчетливо услышал глухой хлопок. Нужно было действовать без промедления! В наступивших сумерках Дан пробрался к веранде и, слегка приподняв оконную раму, потянул на себя. Окно растворилось без малейшего шороха…
Рудавин рассчитал все верно. Она не закричала и не позвала на помощь. Да и какую помощь мог оказать ее великовозрастный недоумок?
В комнате было темно, но не настолько, чтобы он не мог разглядеть ее лицо. В глазах Воскресенской стоял ужас. И он некоторое время молча любовался этим небывалым зрелищем. Она его боялась! Ну чем не сатисфакция, спрашивается, за бессонные ночи и отсутствие аппетита? На сердце отлегло. Он снова вышел победителем.
– Сядь, – сказал он ей почти ласково, почти прощая все, что ему выпало испытать после ее побега. – Тебе ведь тяжело стоять – садись.
Не сводя с него глаз, Воскресенская попятилась и опустилась на стул возле кровати.
– Я собиралась… – начала было она, но не узнала собственного голоса.
Ее бил озноб, голос дрожал. Сегодня ей было что терять. Она понимала: Петр убьет ее. Она бы на его месте поступила точно так же. Только сделала бы это значительно раньше. Все его тяга к эффектам… Но если собственная участь ее беспокоила мало, то участь того седого дурачка, который сидит сейчас наверху, нахохлившись, и любуется маленькой девочкой, была ей совсем не безразлична. Рудавин не оставит свидетеля, даже если тот полоумный. А значит, она должна попробовать предпринять хоть что-то…